Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов

Молодой великий князь замечал, что государь в последнее время стал задумчивым. Иван объяснял это предстоящей женитьбой.

Но одно событие, случившееся на Волге, встряхнуло государя. Из Нижнего Новгорода гонец привез весть: вятичи во главе с воеводой Юрьевым, пройдя на гребных судах вниз по Волге, неожиданно ударили по Орде, захватили ее столицу Сарай, пожгли ее и, освободив пленных, ушли безнаказанно.

Кинулись ордынцы в погоню, но вятичи успели уйти.

Иван Третий собрал Думу. А накануне спросил у сына, как он смотрит на набег вятичей на Сарай. Великий князь Иван Васильевич опасался ответного похода Ахмата на Москву. Но молодой князь развеял сомнения отца: после победы воевод под Казанью и похода вятичей Ахмат не сразу решится на ответные меры.

На Думе Даниил Холмский поддержал молодого князя:

- Сто лет тому минуло, как Дмитрий Донской на Куликовом поле место ордынцам указал, теперь вот воевода Юрьев дал понять, что мы Орду бить будем, пока она не уразумеет, что нам надоело гнуться перед ней и дань платить…

Расходились бояре, но государь задержал сына:

- Сомнения меня берут. Не простит Ахмат Москве вольность Юрьева. Как бы не повел на нас Орду. Ахмат татарин злой. Не лучше ли послать ему дары, умилостивить хана?

Иван Молодой поднял брови:

- Государь, хорошо сказал Даниил Холмский: гоже ли нам, русичам, гнуться перед ордынцами?..

А было все так.

Сотню насадов [33] с охочими вятскими людьми повел воевода Юрьев в дальний набег. Двинулись по Каме потомки древних ушкуйников. Гребли огромными веслами, по двое на скамье. Рывок - и весла зарывались в воду, взмахивают - и снова рывок. С насада на насад перекликаются вятичи.

А когда с Камы на Волгу выскочили, осторожнее пошли. Подняли на насадах паруса, скользят. Под Казанью ни переклички, ни говора. Казань ночью миновали. Проскочили без шума. С казанских стен стража только прокричала что-то.

Так до самого Сарая дошли.

Лазутчики доложили, что в городе не ждут набега, а сам хан Ахмат пребывает где-то в казахских степях на охоте.

В сумерках высадились на берег, разобрались по десяткам и сотням. Передохнули, пока ночь темная, южная не накрыла город. Подступили с бережением. Первыми учуяли чужих собаки, подняли лай.

Воевода Юрьев перекрестился и зычно выкрикнул:

- Давай, ребятушки, громи неверных!

И, растекаясь по узким улочкам, кинулись вятичи по дворам, огороженным дувалами и плетнями, круша все на своем пути. Били дубинами и топорами, дедовскими мечами и молотами. Никому не давали ватажники пощады. Кричали во всем Сарае, у мечетей и у синагоги, звякнул колокол в православной церкви.

Оружные татары сопротивлялись отчаянно, но не было той силы, какая могла бы противостоять в ту пору ватажникам.

К утру все было кончено. Разграбив и разрушив все, что можно было, вятичи покинули Сарай, освободив пленников, годами томившихся в неволе.

Набег на город застал хана Ахмата в пути. В сопровождении темников и тысячников, в окружении верных нукеров он возвращался с охоты, когда ему доложили, что русские разорили Сарай, ограбили ханский дворец.

Мурзу, принесшего хану дурную весть, Ахмат забил плетью и тут же послал вдогон русским тумен. Но они уже миновали Казань, вошли в Каму.

Ахмат в гневе собрал на совет старейшин, говорил:

- Случилось невиданное. Со времен Батыя, с тех пор как великий полководец основал Золотую Орду, ни один враг не смел посягнуть на нее.

Так говорил Ахмат. Он кривил душой, когда произносил эти слова. И старейшины знали, но промолчали, что был такой полководец, который прошел через Орду, нагоняя на татар страх. Таким был великий Тамерлан Самаркандский. Хромец Тимур!

А Ахмат продолжал говорить гневные слова в адрес русских:

- Мы возьмем Москву и угоним в рабство всех мужчин, какие способны трудиться, и тех урусских красавиц, какие родят нам храбрых воинов. Мы увезем из Москвы столько богатств, сколько увезут наши кони. Но то будет не сегодня. Я объявлю тот день…

Когда старейшины разошлись, Ахмат долго сидел в задумчивости. Его орда самая многочисленная. Но она не та, какую вел на Урусию хан Батый. Та Орда, Золотая, раскололась, и из нее выделились Казанская и Крымская орды. Ахмат думает, что и казанцы, и крымцы откажутся объединиться с ним, чтобы покарать Московию. Хан убежден, что в походе на Москву он может положиться разве только на великого князя литовского Казимира. Литва и Польша не забыли, как Иван Третий вырвал из-под их влияния Великий Новгород…

И Ахмат решает, что на Москву он пойдет всей ордой, заключив союз с Казимиром. Но прежде пошлет послов к Ивану Третьему, чтоб Москва признала свою зависимость от Золотой Орды и выплачивала ей дань, какую возила в прежние лета…

В августе Иван Молодой побывал в Устюге и Вологде. Месяц в седле провел. В Москву ворочался через Ярославль. И так ему хотелось завернуть на подворье, где жила Олеся, - насилу удержался. Побоялся рану душевную бередить…

А осень наступала уверенно. Ночи уже стали прохладными, к утру даже холод пробирал, и Иван надевал корзно.

Дорогой молодой князь думал о том, что, с кем из воевод ни довелось повстречаться, у всех один ответ: ежели Орда на Русь двинется, всем встать на ее защиту…

В Твери князя Ивана уже ожидали. Дозорные уведомили князя Михаила Борисовича, и он, заслышав стук барок и окрики ездовых, выскочил на крыльцо и зашумел на челядь. Та засуетилась, забегала. Проворный отрок помог молодому великому князю Ивану выбраться из колымаги.

Здесь, на подворье тверского князя, Ивану все было знакомо. Сердце сладко ворохнулось, вспомнилось прошлое.

Еще при жизни матери, великой княгини Марии, князь Иван несколько раз бывал в Твери, но после ее ухода из жизни не доводилось…

Князь Михаил обнял племянника, велел истопить баню. Потом, передыхая, они сидели за трапезой и разговаривали о наболевшем: вспомнили великую княгиню Марию, ее преждевременную смерть. Князь Михаил сказал, что слух был, в ее хворях бояре московские замешаны…

Потом тверской князь осудил выбор Ивана Третьего, говорил: греческая царевна, дескать, заставит государя по-новому глянуть на великое княжение.

Молодой князь уже намерился отойти ко сну, а Михаил Борисович свое говорит, сон разгоняет: Иван Третий-де замыслил Тверское княжество под себя подмять…

Пробудился великий князь Иван от щебета птиц за окном, окриков дозорных на тверских стенах. За стекольцами пробивался блеклый рассвет.

Неожиданно припомнился разговор с дядей. Обижается князь Михаил на государя. Однако когда молодой Иван спросил, как Михаил поступит, ежели Орда на Русь пойдет, ответ был достойный: