Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов

Да и пора настала. Старый храм возведен еще Иваном Калитой при жизни первого митрополита московского Петра. Храм пришел в ветхость, грозил рухнуть, бревнами подпирали. А новый храм по образцу Владимирского собора возводят, со всем его благолепием.

Когда Иван Молодой начинал судить отца, Ивана Третьего, этой мерой, он находил в его действиях оправдание многим поступкам…

Вторая поездка в Рим пугала послов великого князя Московского не на шутку. И чем ближе становился день, когда они окажутся в Ватикане, тем больший страх овладевал ими.

В первый приезд Саньку вообще не впустили в папский дворец, а ныне ему предстоит присутствовать при обручении Фрязина с царевной.

А Иоанн Фрязин в прошлый приезд такого страха не чуял, какой ныне доведется испытать.

В тот раз ну повидал Фрязин царевну издалека, ну вручили ему парсуну, спросили, какую веру он исповедует. Иоанн католиком назвался, не признался, что православие принял. С тем и Рим покинул. А в нынешний приезд Фрязину с самой невестой государя московского надлежало обручаться, великого князя представлять. А кто он такой, Иоанн Фрязин? Может на вопросы папы либо царевны ответствовать? А ему, юсланцу великого князя Московского, ни в какие беседы не велено вступать…

Опасался Иоанн: ну как не угодит он своими ответами папе либо прознают на Москве, что держался он не с подобающим достоинством, - тогда какой милости ждать ему от великого князя?

К счастью, приставленный к нему дворянин Санька, Александр, сын Гаврилы, по-италийски не разумеет, тем паче по-латыни.

Тревожно заплакали колокола в Серпухове. Запричитали богомольные старухи. Потянулись в княжьи хоромы серпуховские бояре. Умер князь Юрий, брат великого князя Ивана Третьего…

Распахнулись городские ворота, выехал гридень на Московскую дорогу. Сорвались первые снежинки, кружась, опускались на лицо гридня, таяли.

Он не пустил коня вскачь, взял в рысь. Дорога-то не короткая, до Москвы чуть больше сотни верст, как бы коня не заморить. А в Москву гридень полагает приехать к утру…

Горькую весть везет он государю. Мысль одна другую сменяет. Десять лет служит он в дружине князя Юрия и не может взять в толк, отчего не женился тот? Детей нет. Кому удел наследовать?

Стучат копыта по мерзлой земле, секут снежинки. Темнеет быстро. Справа от дороги изба, оконце бычьим пузырем затянуто. Через него свет лучины пробивается.

Гридень думает, хотя бы снег не посыпал, иначе занесет, закрутит. С дороги бы не сбиться.

Спать не хотелось. Да и раздумья одолевали. Эвон как смерть приключилась: ходил-ходил князь, и нет его…

Никогда хвори не одолевали его, и на тебе, в одночасье не стало. Лег днем передохнуть и не поднялся… Ужели лихие люди чем опоили? Князь ворожеек привечал. Они с него заговор снимали…

А в беспутстве Юрий замечен не был. Всему дому учет вел строгий, чтобы никто на княжеское не посягнул. Старая домоправительница, его кормилица, ключи от всех клетей у пояса держала…

Одно и любил Юрий - баню крепкую. Бывало, нагонят девки пару, князь разоблачится, ляжет на полок, а баба ядреная ему спину мнет, веником березовым хлещет.

По полдня Юрий из парной не выходил. А когда появится, красный, как рак вареный. И за трапезой квасом холодным упивался…

Конь с рыси на шаг перешел. Снег не на шутку повалил. Все вокруг стало бело: и лес, и ближние деревья, и дорога.

«Пожалуй, половину дороги минуло», - подумал гридень и, сняв рукавицу, достал из кожушка краюху ржаного хлеба и пожевал. Захотелось пить, ловил языком снежинки.

Хлестнув коня, поскакал…

До Москвы добрался, едва стража ворота открыла. Минуя Земляной и Белый город, въехал в Кремль.

Смерть князя Юрия больно отозвалась в душе Ивана Молодого. Из всех отцовских братьев он больше всех его любил. Юрий был ему интересен. Никто так не знал историю княжества Московского, их родословную ветвь, как князь Юрий.

Когда случалось ему бывать в Москве, он подолгу засиживался у молодого Ивана и его рассказам не было конца…

От князя Юрия Иван впервые услышал, как прадед его князь Василий Дмитриевич, женившийся на дочери литовского князя Витовта, чуть не столкнулся с грозной силой, двинувшейся на Русь, со свирепым ханом Тамерланом, Тимуром.

Тогда Русь едва не подверглась второму Батыевому разорению.

Великий князь Василий Дмитриевич с войсками и святой иконой Казанской Божьей Матери заступил дорогу огромной орде Тамерлана под Ельцом.

Но грозный Тимур, Бог знает по какой причине, не дал боя московским полкам, возвратился к себе в Самарканд.

После смерти Юрия на обратном пути с похорон Иван Молодой подумал, как распорядится отец уделом брата. И пришел к убеждению, что великий князь возьмет его на себя…

Проезжая мимо старой мельницы, Иван вспомнил, что здесь он когда-то передыхал. В тот день мельница не работала. Не падал водопад на ее лопасти, и колесо не вращалось. Они с мельником сидели на берегу, на озере плавали кувшинки и дикие утки. Старый мельник поведал ему, что здесь, на мельнице, ночевал дед Ивана Василий Темный…

После похорон Юрия великий князь Иван Третий, как и догадывался Иван Молодой, весь удел взял на себя. Он объявил о том братьям, когда они сидели за поминальным столом.

О, как они возмутились, накинулись на великого князя! Они кричали, что он ограбил их. И неизвестно, чем бы все это закончилось, не вмешайся их старая мать. Еще накануне побывал у нее любимый сын Андрей Большой с жалобой на великого князя Московского.

Прикрикнула старая княгиня, кулачком по столу стукнула:

- Аль не на тризне вы? Тебе, государю и великому князю, негоже меньших братьев обижать. Прирежь к их уделам городков и сел, какими Юрий владел…

Окрик матери утихомирил братьев. Смирился государь: к чему в семью разлад вносить накануне приезда греческой царевны…

Они приехали в Ватикан, и их принял кардинал Антоний Бокумре. Московским послам стало известно, что этому кардиналу папа поручит сопровождать невесту на Русь. Антоний должен побеседовать с послами. Но так как русский дворянин Александр италийского языка не знал, то Антоний избрал для беседы Фрязина. Ко всему ему и предстоит представлять на обручении самого великого князя Московского.

Кардинал призвал Фрязина и принялся наставлять его:

- Великая честь тебе уготована, сын мой. Сам папа будет обручать вас. Знаешь ли ты, что надлежит невесте и тебе выслушать слово его высокопреосвященства, преклонив колени?

Иоанн в ужасе вспомнил наставления митрополита Филиппа: «Помни, сын мой, ты государя московского представляешь, не преклоняй колени перед латинянином!»

Переминаясь с ноги на ногу, Фрязин ответил, заикаясь: