Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй

Орфанотроф отправили императорский флот доставить армию по морю. Скрипели снасти и деревянные корпуса, надувались паруса, а весла разрезали волны. Потоки, идущие между Тирренским морем на севере и Ионическим морем на юге, создавали настолько сильные течения в проливе, что заставляли людей верить в Харибду – смертоносное чудовище, поглощающее в свою пучину корабли и фигурирующее в легендах о Трояне, Одиссее, Ясоне и аргонавтах. И даже при этом быстроходные дромоны могли пересечь узкий пролив за считаные минуты.

В Мессине был великолепный порт естественного происхождения, с двух сторон ограниченный полуостровом, по легенде, созданный самим Орионом, сыном Посейдона. И всё же он был маловат для того, чтобы вместить весь флот из пятидесяти кораблей – у весельных галер куда большие габариты, чем у простых парусных судов, – а некоторые историки утверждают, что византийцы высадились на десять миль (16 км) севернее, на широком длинном пляже в Пелорусе, или современном Фаро-Пойнт, на крайней северо-восточной точке Сицилии. Там можно было одновременно и пришвартовать весь флот, и высадить армию, включая коней, на достаточном от города расстоянии, чтобы не быть замеченными, но в то же время в нескольких часах ходьбы.

Монах и историк Гоффредо Малатерра, служивший в монастыре Святой Агаты на Сицилии, ближе к концу XI века услышал о Мессинской битве, вероятно от скандинавов, которые сражались в ней как наемники императорской армии. «Граждане Мессины никогда не видели такой жестокости, какой обладали наши люди, – записал он. – Сначала они отчаянно оборонялись, но когда увидели, что битва складывается не в их пользу, то, дрогнув перед жестокостью чужеземных убийц, повернулись и бежали из города, также сдав близлежащие земли».

Скилица не упоминает это сражение, но в одном из его подлинных манускриптов есть иллюстрация, которая изображает то, чего нет в тексте: императорские галеры на пляже, а волны атакующих с каплевидными щитами и мечами ринулись вглубь страны и мчатся по павшим защитникам в куфиях в направлении зубчатых стен города. Принято считать, что Мессина не была огорожена городскими стенами до 1200 года и что при таком численном перевесе захватчики могли с легкостью ворваться и опустошить город. Несмотря на то что это был мусульманский край, большинство населения города было христианским, даже греческим. (Мессина была основана как греческая колония в VIII веке до н. э.) Для византийского командующего, не кого иного как Георгия Маниака, он был также операционной базой.

Бывшему катепану Анатолии могли отказать в управлении Антиохией, но ему было вверено назначать протоспафариев (военных наместников), магистров (министров) и стратигов-автократоров (военачальников со всей полнотой власти) Италии и отдать приказ о повторном присоединении Сицилии. И несмотря на их былую вражду – а возможно, из-за нее – бывший начальник Харальда поспособствовал тому, чтобы его назначили одним из участников этой операции.

Как говорится в «Гнилой коже», прежде чем отправиться командовать новыми войсками, стратиг сказал императору Михаилу: «Теперь пусть варяги проявят себя. Многие верят, что вы нанимаете людей королевских кровей, а вам известно, что здесь не принято принимать членов королевских семей на наемную работу».

Восприимчивость императора ко внешнему вмешательству понять несложно. Его здоровье, которое никогда не было отменным, ухудшалось. Эпилептические припадки случались все чаще. Императрицу Зою он вовсе избегал, чтобы она не видела его слабости. Когда необходимо было иметь дело со своенравным норвежским принцем, Михаил действовал осторожно. Варяги в конце концов завершили строительство своей церкви, которую собирались назвать в честь Олава Святого – брата Харальда, но Михаил отказался принимать участие в ее освящении. А когда Харальд пригласил его на праздничный пир, ответил тем, что прислал в качестве подарка прекрасный церковный колокол без языка. Его послание очевидно: Михаил ценил варягов, но им не следует поднимать много шума.

Незадолго до этого, говорится в «Гнилой коже», ко всем проблемам прибавился дурной сон, в котором Олав Святой жестко его бранил. Михаил тяжело заболел.

«Вскоре об этом узнала императрица, – утверждается в саге, – и попросила Нордбрикта попытаться излечить императора». Харальд посоветовал Михаилу повесить колоколу язык и почтить Олава Святого. Когда император согласился, болезнь отступила. К этой истории следует отнестись скептически и не забывать о главном: даже Михаил считал Харальда влиятельным человеком.

На этот раз император сказал Маниаку: «Твои подозрения безосновательны, однако правда то, что этот человек умом и способностями превосходит остальных. Такие люди, как он, лучше всего подходят для защиты наших земель».

Харальда нельзя было винить в том, что, выполнив долг на Святой земле, он стремился вернуться в императорскую стражу, но кое-кто – без сомнения, Орфанотроф – явно счел необходимым вернуть его на поле боя, а Маниак с этим согласился. «Теперь и Нордбрикт, и Гиргир вновь подняли паруса, – записано в “Гнилой коже”, – согласившись заплатить императору по сто марок за корабль, а остальное оставить себе».

В те дни маркой называли не валюту, это был бухгалтерский термин, обозначавший двенадцать унций (340 граммов) серебра или около полутора унций (43 грамма) золота. Сто марок за корабль было приличной суммой. Неясно, что здесь имеется в виду: Маниак и Харальд должны были заплатить императору долю за каждый захваченный корабль или что они должны отдать эти средства за аренду или покупку тех кораблей, на которых отправились в путь. Как впоследствии окажется, это не будет иметь значения, поскольку сицилийская кампания будет проходить в основном на суше. В любом случае расплачиваться Харальд и не собирался.

Выдворенные на пятачок в Италии, византийцы стремились вернуть сицилийские закрома, наполненные зерном, хлопком и шелком, сахаром и фруктами, с тех самых пор, как в 965 году сдали последний императорский форпост мусульманам. Император Василий II вынашивал планы вторжения, но в 1025 году умер. С тех пор внутренние разногласия в Фатимидском халифате только благоприятствовали повторному завоеванию Сицилии. Сицилия и Ифрикия (находящаяся в прибрежной части Алжира, Туниса и Ливии), формально соблюдая верность Каиру, были отдельными эмиратами – королевствами внутри империи. Эмиры арабской династии Кальбитов управляли Сицилией девяносто лет, а берберы Зириды управляли Тунисом почти семьдесят. Однако их разделяли этнические различия, и обе династии достигли такого уровня могущества, что стали практически независимыми от Каира. Их совместное сокрушительное поражение на море в 1035 году только накалило отношения до предела.

Эмир Сицилии Ахмад II аль-Акхал заключил с