Ищейка - Вирджиния Бокер

– Он должен знать, – настаивает Файфер. – Ты понимаешь, что он сделает, если узнает?

– Понимаю. Потому и не должен. – Файфер открывает рот, чтобы возразить, но Джордж качает головой. – Главное, что нам сейчас нужно, – найти скрижаль. Ты это знаешь. Никаких других соображений сюда примешивать нельзя. А именно это и случится, если ты все расскажешь.

Файфер молчит.

– Послушай, когда придем к Гумберту, можешь написать Николасу, – продолжает Джордж. – Спросишь его сама. Он тебе скажет то же самое.

– Почему он скрыл от нас правду?

– У него свои причины. – Джордж держит перед ней лестницу ведьмы. – Договорились?

Файфер пытается схватить лестницу, но Джордж успевает ее отдернуть.

– Ладно, – бросает она со злостью. – Договорились.

– Хорошо. Тогда убери с лица эту кровожадную мину. Сюда идет Джон.

Я выглядываю из-за изгороди и вижу, как он медленной трусцой бежит к нам. Весь покрытый грязью.

– Ох ты! – говорит Джордж, окидывая его взглядом. – Что случилось?

– В канаву прыгнул. – Джон вытирает лицо рукавом. – Отличная изгородь, – говорит он Файфер. Та пожимает плечами и молчит. – Эти охранники ехали в ту же сторону, что и мы. Наверное, нас ищут. Вы не слышали что-нибудь из того, что они говорили?

Мы все молчим.

– Готов поклясться, что спросил достаточно громко, – сухо говорит Джон. – Файфер?

– Ой, меня не спрашивай! Я ничего не знаю!

Джон приподнимает брови:

– Что с тобой?

– А ничего! Не знаю! – Она чуть подергивает свою лестницу. – Ну, просто… расстроилась, что пришлось узел потратить. У меня всего три было. И на такую вот ерунду один ушел. – Она показывает на изгородь.

– Не ерунду. Она тебя спасла, – говорит Джон.

– Она нас погубила!

– Не драматизируй, – говорю я раздраженно, потирая голову. Там, где она выдрала мне клок волос, кожа отзывается острой болью. – Использовала узел, подумаешь! Придем к Гумберту – другой сделаешь.

Файфер злобно глядит на меня. Не говоря ни слова, шагает прочь к дороге. Я смотрю на Джона:

– Чего это она?

– Эти узлы делала не Файфер, а Николас, – отвечает Джон. – Ей пока что мощи не хватает. Она еще наберет, конечно, но… сама понимаешь.

– Ой, – говорю я. – Это плохо.

Я только что видела, какая от этих узлов бывает польза. Но приятно знать, что Файфер не так сильна, как хочет показать.

Проходит еще час, и небо начинает темнеть. Донимавший нас почти весь день дождь опять сменяется снегом, налетает порывами, кружится поземкой. Наконец мы доходим до развилки – дорога расходится на две. Одна широкая, мощеная, ведущая в город. Вторую едва ли можно назвать дорогой – чуть виднеются следы ног, трава почти по колено, такое впечатление, будто за последний месяц по ней проходили не более двух раз. Джон снова смотрит в карту, и мы, конечно, выбираем именно ее.

Снег валит быстрее и гуще, и вскоре даже то жалкое подобие тропы, по которому мы бредем, скрывается снегом и темнотой. То и дело впереди мелькает красная вспышка, будто мигает багровая звезда. Я думаю, это блуждающие огоньки: наверное, мы приближаемся к какому-то болоту. Хотелось бы только, чтобы не пришлось его переходить. Болотные огни не опасные, но ужасно приставучие. Заставят тебя сыграть с ними в тысячи дурацких игр, пока соблаговолят пропустить через свои владения. А я слишком устала, чтобы разбираться с ними прямо сейчас.

Наконец мы доходим до гряды холмов, один другого круче. Я несколько раз оскальзываюсь на обледенелой почве, и Джон идет рядом, поддерживая меня под руку, чтобы не упала.

– Сколько еще? – стонет Файфер. – Я устала, есть хочу, ноги стерла…

– Судя по всему, мы уже должны туда подниматься, – отвечает Джон. Мы взбираемся на очередной холм, самый крутой из всех, что были до сих пор. Наверху Джон показывает вниз, в долину: – Вон он.

Дом Гумберта. Скорее даже замок, целиком построенный из серого камня и окруженный огромным квадратным рвом. Лишь пара арочных мостов соединяет дом с внешним миром. Он напоминал бы крепость, если бы не весь этот плющ, покрасневшие к осени листья, расходящиеся по камням как жилы. И еще сады – сады, прорезанные прудами и арочными мостами. Все покрыто легкой снежной пылью, как дремотой.

Мы спускаемся с холма, переходим по мосту, что ведет во внутренний двор. С этой точки обзора дом имеет не такой внушительный, более жилой вид: наполовину бревенчатые стены, окна с ромбическими панелями, большой каменный фонтан. Когда мы подходим к парадной двери, она почти тотчас же распахивается, и привратник впускает нас в огромную прихожую. Люстры из блестящей меди и сверкающего хрусталя. Сияющие черно-белые полы в шахматную клетку. Богатые стенные панели, увешанные картинами: со вкусом выписанные обнаженные тела, ничего грубого или жестокого. Одна, очень красивая, с Венерой и Купидоном, занимает почти всю стену.

– Привет! – гремит, как в бочку, чей-то голос.

Я оборачиваюсь и вижу Гумберта Пемброка. Он шагает к нам вразвалку, в руке большой бокал бренди. Не слишком-то он изменился с тех пор, как я его видела в последний раз: такой же низкорослый, коренастый, одет со вкусом: ярко окрашенная шелковая рубаха и бархатные штаны.

– Что с вами стряслось?

Он оглядывает нас. Джон до сих пор весь вымазан землей. У Файфер полосы грязи на лице, трава в волосах. Наверняка я не слишком отличаюсь от своих спутников. Единственный, кого можно назвать умеренно чистым, – Джордж. И как ему это удается?

Джон – абсурдно громким голосом – рассказывает ему о нашей встрече со стражей. Гумберт кивает и поддакивает в нужных местах, но видно, что все его внимание сосредоточено на мне. Как только Джон кончает свой рассказ, он поворачивается ко мне:

– Так ты – это она и есть?

– Кто?

– Чего? – ревет Гумберт.

Джон наклоняется ко мне, уголок рта у него подергивается в улыбке.

– Гумберт малость глуховат, так что говори погромче, – шепчет он. – И я думаю, он хочет знать, та ли ты девушка, о которой ему говорил Николас.

– А! – Я делаю шаг вперед и встаю прямо перед Гумбертом, чтобы не пришлось кричать. – Да, – говорю я. – Я – она и есть.

Гумберт улыбается и щелкает пальцами. Тут же появляется горничная, одним взглядом окидывает наши измазанные лица и грязную одежду и отправляет нас наверх принимать ванну и готовиться к ужину, который будет через час.

Почти сразу же я оказываюсь в одной из спален наверху и жду, пока мне нальют ванну, а пока рассматриваю убранство. Потрясающая роскошь: богатая драпировка, ковры, в которых нога утопает по щиколотку. Дом красивее любого из дворцов Малькольма, красивее даже, чем у Блэквелла. Узнай он, что Гумберт – реформист, немедленно забрал бы все это – в придачу к голове хозяина.