Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди - Роберт ван Гулик

— Ваша честь, сегодня ночью произошел несчастный случай с женой нашего лекаря! — сообщил слуга. — Она была на Лекарском Холме, собирала травы и, наверное, облокотилась на изгородь — утром ее тело нашли охотники.

Судья Ди выразил сожаление и тут же велел позвать Ма Жуна.

— Ма Жун, — сказал он, едва тот явился, — вчера я совершил ошибку. Никому не говори о том, куда мы с тобой ездили. Понятно? Просто забудь вчерашний вечер.

— Что ж, — ответил Ма Жун, — я привык выполнять распоряжение. Раз вы приказываете: «Забудь!», я забуду.

Судья взглядом поблагодарил Ма Жуна, и тот вышел.

Почти тут же в дверь постучали. На пороге стоял Го.

Судья вскочил ему навстречу и, усадив его, принялся выражать свои соболезнования. Но, встретив тяжелый взгляд Го, судья запнулся и замолчал.

— Это был не несчастный случай, — спокойно сказал горбун. — Моя жена знала это место как свои пять пальцев. Да и ограда достаточно крепкая. Моя жена сама покончила с собой.

Судья Ди удивленно поднял брови. Го продолжал — так же ровно, так же спокойно:

— Ваша честь, я хотел бы признаться в совершении преступления. Когда я сделал предложение своей жене, она сказала, что сама умертвила первого мужа. Мне было все равно, и я так и сказал ей — это был зверь, которому больше всего нравилось мучить людей. Такие не имеют права на жизнь, хотя я сам не способен с ними расправляться… — Он в отчаянье поднял руки. — Я не стал расспрашивать ее о подробностях, и вообще мы больше про это не вспоминали. Но я видел, как она терзается сомнениями. Конечно, мне следовало убедить ее пойти в суд и самой признаться во всем, но… Но я думал лишь о себе, ваша честь. Я не мог потерять ее.

Он смотрел в пол, губы его дрожали.

— Тогда почему вы сейчас пришли ко мне? — спросил судья.

— Потому что знаю: она так хотела, — тихо ответил Го. — Суд над вдовой Лу очень глубоко затронул ее, ваша честь, и она почувствовала, что для нее настало время искупить свою вину смертью. Она была искренней всегда и во всем, и сейчас, я знаю, она хочет, чтобы об ее преступлении узнал суд, и она вошла в иную жизнь, не отягощенная земными долгами. Поэтому я и пришел сюда. И, кроме того, я обвиняю себя самого в том, что был соучастником преступления.

— Но вы понимаете, что за это вам грозит смертная казнь?

— Разумеется, — ответил горбун, несколько удивленный таким вопросом. — И моя жена знала, что без нее мне незачем жить.

Судья молча теребил бороду. Его глубоко тронула такая беззаветная преданность, и ему отчего-то стало стыдно.

— Го, обвинить вашу жену посмертно я не могу. Она никогда не рассказывала вам, что именно произошло с ее мужем, а вскрывать могилу и обследовать тело, имея только ваше свидетельство, я не имею права. И более того, я считаю, что, если бы ваша жена действительно хотела, чтобы о ее преступлении узнали, она бы оставила письмо.

— Да, письмо… Верно, мне не пришло это в голову, — задумчиво произнес Го. — Я вообще сейчас плохо соображаю.

Повисла пауза. Наконец Го прошептал, не обращаясь к судье:

— Как одиноко мне будет теперь…

Судья встал и подошел ближе к нему.

— А дочка вдовы сейчас у вас? — спросил он.

— Да, — ответил Го, слабо улыбнувшись. — Такая милая малютка! Моя жена успела к ней по-настоящему привязаться…

— Что ж, — сказал судья. — Тогда ваш долг ясен. Как только дело вдовы Лу закроют, вы удочерите девочку и будете воспитывать ее, как родную дочь.

Го благодарно взглянул в глаза судье Ди.

— Ох, ваша честь, а ведь я от горя совсем забыл попросить у вас прощения! Простите меня, что я в первый раз не заметил гвоздя! Надеюсь…

— Забудем прошлое, — махнул рукой судья.

Го опустился на колени и трижды ударил лбом об пол.

— Спасибо вам, сударь, — просто сказал он, встав с колен. — Ваша честь, вы — великий человек.

Го вышел, а судья остался стоять неподвижно. Ему казалось, что его отхлестали плетью по лицу.

Наконец он тяжелыми шагами подошел к столу и опустился в кресло. В памяти снова возникли слова Го: «Мою жену мучили сомнения…» Он вспомнил строчки стихов: «Из глубин пережитого что-то темное восходит, что-то светлое уходит, остается лишь тоска». Да, госпожа Го, конечно, знала стихотворение целиком.

«И израненное сердце обретет былую жизнь…»

Он опустил голову на стол.

Ему припомнилась давняя беседа с отцом. Лет тридцать назад, только что сдав первый экзамен по литературе, он воодушевленно делился с отцом своими планами на жизнь. «Я не сомневаюсь, что ты далеко пойдешь, Жень-чжи, — сказал тогда отец. — Но будь готов ко многим страданиям. Твой путь будет долог, а когда ты достигнешь вершины, ты поймешь, как там одиноко». Тогда он не понял, почему отец так грустно улыбается. Теперь понимал.

Вошел слуга, принес чаю; судья медленно выпил чашку до дна. И вдруг он поймал себя на том, что удивлен — удивлен тем, что жизнь продолжается, что ничего не изменилось вокруг. «Как странно! — сказал он себе. — Десятник Хун убит. Мужчина и женщина заставили меня устыдиться самого себя. И вот я сижу здесь, как всегда, пью чай! Изменился только я, жизнь осталась прежней. Но я больше не чувствую себя ее частью».

Он устал, смертельно устал. Ему захотелось бросить все и уйти на покой. Но он знал, что не сделает этого: уйти можно, если у тебя нет никаких обязательств и от тебя не зависят люди. Он же принес клятву служить государству и народу; он был женат, у него были дети. Уйти значит дезертировать, значит убежать, как трус. Нет, он должен остаться и продолжать работать.

Решение было принято, но судья еще долго, долго сидел в размышлении.

Неожиданно ему помешали: с шумом распахнулась дверь, и в кабинет вбежали его помощники.

— Ваша честь! — закричал прямо с порога Цзяо Дай. — Из столицы прибыли двое важных чиновников! Они всю ночь были в пути!

Удивленный судья попросил провести высоких гостей в приемный зал и сказал, что немедленно выйдет к ним, только сначала облачится в судейские одежды.

В приемном зале стояли двое мужчин в камзолах из блестящего шелка и шапочках с вышитыми иероглифами. По этим иероглифам судья догадался, что гости — из службы расследований при ведомстве правосудия и приехали они не просто так.

Судья Ди преклонил колени, но старший чиновник поспешно шагнул к нему и почтительно поднял его.

— Да не склонитесь вы, ваша честь, перед своими покорными слугами! — произнес он.

Ничего не понимая, судья Ди позволил усадить себя на почетное место и ждал, что ему скажут. Пожилой чиновник торжественно прошествовал к возвышению, взял со стола свиток и, держа его перед собой обеими руками, произнес:

— Ваша честь, соизволите ли вы прочесть Высочайшее повеление?