Демон Господа - Уэйн Барлоу

Лилит пыталась впитать все увиденное, осознать все впечатления. Тысячелетия в Аду не оставили ее в неведении относительно роли душ в самом его существовании. Нелегко будет убедить демонов в необходимости сотрясения основ. Однако — необходимо. И начало уже положено.

Отряд Саргатана тем временем вышел к отливающей медью небесного огня излучине Ахерона. Не знай Лилит, что по руслу реки текут горькие слезы, она подумала бы, что это вулканическая магма недавнего извержения. Свечение речной глади нарушали только темные пятна барж и похожие на них тени групп летящих демонов. Картина показалась ей настолько прекрасной, что она на мгновение замерла и прикрыла рот рукой, боясь вскрикнуть. И еще раз порадовалась, что покинула Дис. Сорвавшись с места, она снова понеслась догонять уходящих вниз демонов Саргатана.

Вскоре начались кварталы портовых складов — громадные ангары зияли распахнутыми воротами. Во времена зарождения Адамантинаркса все эти склады были забиты до отказа, грузы складывались и снаружи, но сейчас они опустели, глаза стенных кирпичей тупо глядели перед собой.

Зарево в небе погасло, потускнела и река. Улеглось и беспокойство Лилит, все опасавшейся, что при ярком освещении ее могут заметить. Держась вплотную к темным стенам, она подобралась поближе к демонам.

Дойдя до конца улицы Господства, они остановились перед железно-костяными воротами. Под оглушительный, словно негодующий скрип створок Валефар открыл их. Что там, за ними?

За воротами оказалась лестница, и демоны начали спускаться по ней к реке. Один за другим они исчезали из поля зрения Лилит. Но она осторожно двинулась следом.

Вблизи печальный Ахерон оказался менее молчаливым, чем представлялся издали. Воды его громко жаловались на что-то берегу, гулявший над волнами ветер начал трепать ее плащ, заглушая своим шумом всхлипывания воды. Лицо Лилит оросили соленые капли. Она прикрыла глаза и ощутила, как тяжелеет ее тело, как наливаются свинцом ноги. Ад построен на безудержной ярости, но эта скорбная, внешне такая спокойная река обладала не меньшей мощью, она пробивала себе путь потоком горчайших вод, влагой страдания.

По телу Лилит пробежала дрожь. Она овладела собой, открыла глаза и опустила взгляд вниз, к подножию лестницы. Там уходил вниз, к самому Ахерону, небольшой, покрытый коркой соли выступ. Пешие гвардейцы выстроились вдоль кромки причала, замерли в молчании. Его нарушал лишь ветер, хлопавший полами солдатских плащей. Валефар и Элигор стояли рядом с Саргатаном, держали его оружие и одежду, а сам Саргатан стоял ближе всех к реке — обнаженный, он возвышался над всеми. Поверхность его темного тела, почти человеческого сложения, оставалась спокойной, не изменялась, не трансформировалась, только все больше блестела от множества капель. Около минуты стоял он так, подобный украшавшим город статуям, лишь факел над его головой становился все ярче — пламя полыхало на ветру, выбрасывало искры. Лилит удивилась достоинству архидемона. Неподвижность его затянулась настолько, что ее внимание на миг отвлеклось на медленно проплывавший мимо скелет, который ударился о выступ, и его понесло дальше. Но тут Саргатан шагнул вперед, и взгляд Лилит метнулся к нему.

И тут же раздался вопль — в тот самый момент, когда Саргатан ступил в реку и она коснулась его ног. Этот вопль перекрыл шумы реки, ветра и города, и он, словно молотом, ударил в уши Лилит. Зачем Саргатан это сделал? Чего от этого действия ждал?

Она пристально, жадно всматривалась в его фигуру, наблюдала, как он, преодолевая боль, погружается все глубже. Вода вокруг него шипела, словно негодуя, пузырилась, вскипала. Даже сверху было видно, что тело Саргатана меняется, — сначала медленно, затем все быстрее. Крылья его раскрылись, распустились лепестками гигантского цветка, по их перепонкам заскользили, заискрились разноцветные мелкие глифы. Тело расширялось и сжималось, из него выскакивали пластинки, шипы, зубцы, рога, иные в два-три фута длиной. Все это время голова архидемона сияла подобно ярчайшему из факелов, и свет не давал разглядеть, какие трансформации происходят с ней.

Лилит тянуло вниз, к нему; ей хотелось отнять его у реки, вырвать из когтей боли. Но она понимала: это — какой-то ритуал. Для посвященных…

Она подалась назад, к воротам. Налегла на створку. И вдруг та громко заскрипела. Валефар резко обернулся, вскинул голову. Почуял ли ее? Вряд ли. Но сердце чуть не вырвалось из груди.

Лилит понимала, что серьезно рискует, и ее могут даже наказать за подглядывание, если поймают. Бесшумно и осторожно она отошла от ворот и берега реки, не желая уходить, но боясь остаться, после чего растворилась в тумане улицы Господства.

Прошли часы, пока она взобралась на Дворцовую гору, утомленная и опустошенная, и вернулась в свои помещения. Что она видела, чему оказалась свидетелем? Столько вопросов, связанных с Саргатаном… И ответить на них некому. Но она надеялась, что время ответ даст.

Сбросив плащ, Лилит нырнула под кожи постели. Оранжевое зарево снова запылало над Адамантинарксом, расцвело огненной бурей, ветер швырял в ее окно снопы искр, мелкие угольки. Под окном вскоре появились души-метельщики — ритмичный, усыпляющий шорох их работы туманил сознание, убаюкивал, стирал грани между явью и сном. На самом ли деле видела она все это? Покидала ли вообще постель? Последняя картина в засыпающем мозгу — Саргатан, постоянно меняющийся, меняющийся, меняющийся…

АДАМАНТИНАРКС-НА-АХЕРОНЕ

Стоя у главного входа дворца, Элигор наблюдал за тянущимся сюда потоком демонов. Победа при Марааке всколыхнула все население Ада, отовсюду потянулись в Адамантинаркс искатели удачи. Но число «обращенных», кажущееся неимоверно большим отсюда, с точки его обзора, все равно бледнело на фоне численности населения Ада. Другие правители не торопились явиться лично, отделывались рассылкой даров да эмиссаров. Для того чтобы их расшевелить, одной победы мало. А если за победой последует поражение, все они так же побегут в обратном направлении.

Паланкины и душезвери останавливались у подножия дворцовой лестницы, послы спешивались, получали приглашение того или иного рода, в ту или иную инстанцию. Ведомые гвардейцами Зорая, в сопровождении слуг с опахалами и носильщиков с подарками, они входили во дворец, где их встречали министры либо советники, соответственно их рангу. Элигор замечал и знакомые лица, то и дело с кем-то раскланивался. Но много видел и новичков.

Гости отличались как собственным обличьем, так и своими эмблемами и нарядами. В основном младшие демоны, они сохранили много привычного для падших ангелов, а потому ничем особо они не выделялись. Иные же, переняв манеры своих повелителей, кичились всяческими изысками, изменяя свой вид и декорируя себя самым невероятным образом. Бросались в глаза многочисленные длиннющие рога, причудливо изогнутые шипы и выросты, усеянные бесчисленным количеством глаз лица, сияющие причудливыми тлеющими узорами торсы. Жители Низин, погруженных в вечный холод, не расставались с теплыми многослойными покровами из мохнатых шкур, горцы предпочитали крылышки и легчайшие, словно перья, оболочки. Демоны Пустошей часто использовали агрессивную манеру украшения тамошних саламандринов, сочетая заостренные переплетения непонятных сверкающих пятен с продетыми под кожу костями абиссалей и парящими в паре дюймов над телом символами, извивающимися подобно червям. Толпа жужжала разными наречиями, и большинство из них Элигор понимал — одно из его достоинств, ценимых Саргатаном, — но и у него голова шла кругом от этого несмолкающего гула. Через некоторое время он оставил своих гвардейцев и вместе с посетителями направился внутрь дворца.