Фиалковое зелье - Валерия Вербинина

– Вы к Антуанетте, господин Август… Август… Простите, совсем забыла, как вас зовут!

Не без раздражения Гиацинтов напомнил, что он не Август, а Владимир, и, нахохлившись, стал глядеть сентябрем.

– Ах, ну да, ну да, – закивала старушка. Голос у нее был препротивный – скрипучий и ломкий. – Август – это такой высокий… нет, невысокий… ах, вечно я все путаю! Если вы ищете мою племянницу, то она отправилась за покупками.

– И вы отпускаете ее одну? – спросил уязвленный Владимир.

– Молодой человек, – с достоинством ответила старушка, – я слишком стара, чтобы всюду ее сопровождать. К тому же я вполне полагаюсь на ее благоразумие и знаю, что она ни за что на свете не захочет меня огорчить. Так что, если хотите послушать доброго совета, ступайте домой. Я передам ей, что вы заходили, не беспокойтесь.

Чувствуя, что он в этом доме лишний, Гиацинтов откланялся и удалился, однако на тротуаре столкнулся с Балабухой, который тоже надеялся застать красавицу дома. Артиллерист поглядел на друга и насупился, но Владимир лишь махнул ему рукой и быстрым шагом двинулся дальше.

– Номер второй идет, – доложила «немая» служанка, которая в окно видела все происходящее. – А значит, где-то на подходе и номер третий.

Тетушка Евлалия кашлянула, распрямилась, враз сделавшись выше ростом, сняла пенсне и сверкнула незабудковыми очами.

– С меня хватит, – капризно объявила она своим обычным голосом. – Не открывай дверь, я уйду через черный ход. Я и так опаздываю!

– Не забудьте стереть морщины! – крикнула «немая» ей вслед. – Однажды вы чуть о них не забыли!

– Машенька, – отозвалась тетушка Евлалия, она же, в более привычном своем виде, красавица Антуанетта, – ты же обещала, что будешь немой как рыба!

– Хорошо, молчу, – вздохнула служанка и в самом деле не проронила ни слова до тех пор, пока ее госпожа, сняв парик, приведя себя в порядок и переодевшись, не покинула дом.

Тем временем Владимир размышлял о том, сколько времени Антуанетта может потратить на покупки, иначе говоря – когда она вернется домой. По его расчетам выходило, что она вполне могла уложиться в полчаса. С другой стороны, если она отправилась, к примеру, за шляпками, полчаса могли растянуться до двух-трех часов, а если собиралась к тому же завернуть в веерную лавку, расположенную на другом конце города, три часа легко могли превратиться в пять. В это мгновение, признаемся, молодой офицер остро невзлюбил все веера и шляпки на свете.

Он решил подождать для приличия пару часов и вернуться, а до того погулять по городу. Ведь до сих пор он даже не успел толком разглядеть красавицу Вену.

Владимир побродил по набережной, но с Дуная тянул сильный ветер, и Гиацинтову быстро наскучило возле реки. Он покинул неуютную набережную и пошел куда глаза глядят.

Широкие улицы, барочные особняки времен Марии-Терезии, франты в цилиндрах, дамы, словно сошедшие со страниц модных журналов – каких-нибудь «Wiener Moden» и «La Mode». В Петербурге, куда ни кинь взор, натыкаешься на хмурые, неулыбчивые, отмеченные печатью заботы лица, даже если их обладатели ездят в каретах и одеты по последней моде. А тут и взрослые, и дети, и даже лошади – все выглядели спокойными, довольными и благодушными. Даже время от времени попадающиеся на улицах калеки и нищие и те улыбались.

– Господин, ради бога…

Это был одноногий старик с каким-то блеклым орденом на лацкане, вероятно, военный инвалид. У Владимира было отзывчивое сердце, и он никогда не упускал случая помочь ближнему. На добрые дела он смотрел не как на вложение капитала совести – отдал медяк, и тебе спишется гора грехов, – и уж, во всяком случае, не как на обременительную повинность; он просто не понимал, как можно равнодушно пройти мимо чужой беды или чужого горя. Перед ним стоял человек, опираясь на костыль, и с робкой надеждой протягивал ладонь за подаянием. Владимир сунул руку в карман, достал из него новехонький золотой и протянул монету старику. Инвалид неловко поклонился, пораженный щедростью случайного прохожего.

– О, спасибо, господин… Да хранит вас Бог!

Владимир хотел ответить «Не за что», но тут краем глаза заметил в толпе знакомый силуэт. Мышь зашебуршила под ложечкой, защекотала его изнутри своими усиками… Впереди шла Антуанетта. Но Владимир сразу же увидел, что она была не одна.

Ревность отточенными тигриными когтями с размаху полоснула его по сердцу. Он побледнел, и на висках его выступил пот. Рядом с Антуанеттой шагал какой-то господин, и она о чем-то толковала с ним, сжимая в руке кружевной зонтик от солнца… С каждым шагом она и ее спутник удалялись от Владимира.

Быстро приняв решение, он перешел на другую сторону улицы и двинулся в том же направлении, то и дело поглядывая на девушку и таинственного незнакомца. Смутно Владимир чувствовал, что где-то он уже встречал этого человека, но гордый юноша не хотел показаться смешным и обнаружить свое присутствие. Именно поэтому он и перешел на противоположный тротуар.

Гиацинтов ускорил шаг. Теперь он почти поравнялся с интересующей его парой, но между ними лежала проезжая часть улицы, по которой медленно двигалась какая-то позолоченная колымага. Наконец она проехала, и молодой офицер был с лихвой вознагражден. Он увидел лицо человека, который шагал рядом с Антуанеттой. Более того, Владимир его узнал.

На правой руке этого человека не хватало трех пальцев.

* * *

Владимир вернулся в посольство незадолго до двух часов. Волоча ноги, он поднялся по ступеням, и швейцар, искренне удивленный его видом, поспешно распахнул перед ним дверь.

Войдя к себе в комнату, молодой человек швырнул на стол цилиндр и огляделся. Внезапно ему показалось, что чего-то не хватает.

Не было крохотного, с ноготь величиной, обрывка обгорелой бумаги, который лежал на полу.

Владимир дернул щекой, извлек из кармана ключ и отпер ящик стола. Так и есть. Бумаги лежат в том же порядке, в котором он их положил, но уголок второй по счету страницы чуть-чуть высовывается, в то время как Владимир абсолютно точно помнил, что этого не было, когда он клал бумаги в ящик. Мрачно усмехнувшись, он резким движением задвинул ящик и повалился на постель.

Итак, в его комнате кто-то был. Этот кто-то просмотрел секретные бумаги, которые он получил, и не поленился подобрать лоскуток обгоревшего листка, на котором были перечислены особенности нового шифра. Значит, предатель все еще находится в посольстве и опасается, как бы его не раскрыли. Но по обрывку он ничего установить не мог, а на то, что кто-то рылся в его вещах, Владимиру в этот непростой момент его жизни было абсолютно наплевать.

Он лежал и, страдальчески морщась, вспоминал тот ужасный, беспощадный миг, когда у него вдруг открылись глаза и он прозрел. Все разом стало на свои места, все, все. Балабуха был прав: поначалу от них банально пытались избавиться – отсюда дурацкая дуэль в трактире и нападение неизвестных на замок, в развалинах которого заночевали друзья. Позже враги выбрали более хитрую тактику, и Антуанетта… Но при одной мысли о ней у Гиацинтова начало болеть сердце. Он повернулся на бок и в бешенстве ударил по подушке кулаком.