Чёрное лето - Антон Панарин

тут несете домыслы! Я офицер Русской армии!

Я отошел в сторону, и Костя приступил к делу. Били его долго. Порой менялись. Так били что уже и мне стало больно его прессовать сбитыми костяшками. Когда прапор потерял сознание, месить его уже не было смысла. На бетонном полу лежал один сплошной кровоподтек.

— Ну и что будем делать? Завтра продолжим?

— Да, идем по своим обычным делам, как стемнеет встречаемся тут. Сейчас по домам, только напоследок дай сделаю кое-что.

Нож Артура с легкостью срезал с прапора все шмотки, берцы я тоже стащил с него. Саныч валялся в чем мать родила, холодный подвал, отнюдь не придаст ему решимости. Застенки Ивана, дали мне понимание как ломаются люди. Хотя и самого где-то надломили. Видимо настало и моё время кого-нибудь сломать. Завтра поговорим.

На следующую ночь диалог повторился. Прапор снова отнекивался, несмотря на то что губы уже посинели и чувствовал он себя уже не так уверенно, как вчера.

— Мужики! Меня же уже ищут! Вы чего? Отпустите меня! Я никому не скажу о нашем недопонимании! Никто ничего не узнает!

— Саныч, вопросы те же что и вчера. Кто и когда завербовал, что обещали, какие у Креста планы? А за одно душу очисти, расскажи, как ребят убил на заставе.

Костя предлагал бить. А я, проезжая по Казакии насмотрелся как провинившихся кнутами бьют. С потолка свисал провод, срезал кусок длинной в метр. Провод оказался толщиной в палец, добротный. Взвесив его в руке, я принялся окучивать прапора по бокам и спине. Саныч визжал как свинья. После ударов оставались кровавые подтеки, в трех местах переборщил, и кожа лопнула. Бить пусть и виновного человека было страшно, совестно, даже жалко. Потом вспоминал окровавленную руку Нади, Пашу без ноги, обожженого Захара и ненависть заполняла сознание, а провод наполнял воздух свистом с новой силой. Это же он сука грузовики пропускал! Из-за этой твари всё случилось!

— Не надо! Пожалуйста!

— Да не надо, молчи до последнего. Еще день, другой, а потом сдохнешь от холода или от потери крови. Молчи! Не признавайся! Ты же русский офицер! Нахрен она тебе нужна?

— Кто? Кто она?

— Жизнь. Всё равно в твоей ни чего святого нет.

— У меня дочка, жена! Не убивайте! Они же одни останутся!

— А как тебя не убивать? Ты молчишь. Кучу людей на тот свет отправил прямо или косвенно. У нас, знаешь ли, ни одной причины нет, чтобы тебя отпустить. А вот за что убить, найдем, не переживай.

Равнодушный голос подействовал, но чтоб уж наверняка, я еще всыпал ему десять ударов проводом, даже когда тот начинал говорить.

— Я всё расскажу! Ай! За что? Я же готов! Ааааа! Стой! Не надо! Я всё скажу! Да остановись же ты!

— У тебя минута, если мне покажется твой рассказ скучным, мы продолжим. Кость, принеси пока стулья из актового зала.

Костя уставился на меня вопросительно.

— Если будет скучные истории рассказывать, так мы подогреем к ним интерес. Пятки подпалим, глядишь что-то поинтереснее придумает. Во! И железяку захвати какую-нибудь. Раскалим до бела, а потом заклеймим как предателя.

Костя усмехнулся и ушел. А прапор запел соловьем.

— Это я, я пропустил колонну когда напали на генерала! Я!

— Вот как. А когда на ферму напали?

— Тоже, тоже я.

— А как вышло что на погранзаставе в первый раз все целы остались, а когда генерала убили, то все пацаны умерли кроме тебя?

— В, в, в первый раз я, я, ребята спать отправил, сксказал чччто посторожу сам, мммаякнул Крестовцам и они тихо прошли, обратно другим пппутем пробибибивались что бы меня не подставить.

— Хорошо, а ребят как убили во второй раз?

— Мммашины гггромко ехали, пппотихому не получилось. Пришлось убрать ребят.

— Я тебя спросил почему? Как убили я тебя спрашиваю сука!

Провод разрезал воздух и ударил прапору по морде. Саныч нечленораздельно завыл и затараторил.

— Крестовцы, они ребят порезали, а меня вырубили что бы не было вопросов!

— Врёшь сука, по глазам вижу врешь!

Импровизированный хлыст летал в воздухе слева на право. По голове, по плечам, по заднице, спине, ногам, по шее!

— Это я! Ай! Я! Я их убил!

— Я знаю, что ты, я спрашиваю как?

— Отправил подремать, а потом одного за другим зарезал.

Прапор заплакал.

— Не верю я что в тебе человеческое что-то проснулось. Себя жалеешь сука.

— Я не хотел, правда!

— Если б не хотел, то не убивал бы. Что тебе Крест предложил?

— Сказал, что если он город захватит, то мне отдаст любой район под управление. Правой рукой сделает.

— Дурак, хоть соврал бы что жена с дочкой в заложниках у него и у тебя не было выбора, я б правду всё равно узнал, но так хоть пожил бы подольше.

— Кто еще замешан? Кто!?

— Я, я, я не знаю! Вроде только со мной работает!

Костя вернулся.

— Как крест выглядит? Кость, разводи костер, сейчас будем поджаривать эту свинью.

— Я правда не знаю! Я ничего не знаю. Я не видел его никогда!

Поникшим голосом запричитал прапор и знаете, я ему поверил.

— Я просто хотел пожить по-человечески хоть раз в жизни. Дать всё что заслуживают своей семье. Всю жизнь в армии и что она мне дала?

Прапор упал на пол и обмяк, из-под носа доносился какой-то бубнеж. Жалеет себя. Костя, окликнул меня.

— Макс, больше он ничего не расскажет нам интересного. Как подавали сигнал мы и сами видели, как информацией обмениваются, знаем. В расход его.

Слова Кости выбили меня из колеи, когда похищал прапора я понимал, что нужно сделать что бы получить информацию, но что делать дальше с ним, я не продумал.

— Что тебя смущает? Если отпустим его, то он сразу же Кресту маякнёт что раскрыт и хрен мы его достанем. А за одно к генералу побежит жаловаться на нас, как мы его честь опорочили. И ждет нас не возмездие, а в лучшем случае срок, а то и по закону военного времени к стенке поставят.

— Ты прав, но.

— Никаких НО, вот тебе нож, в расход его.

— Почему я?

— Мы с тобой полезем в осиное гнездо, хочу быть уверен, что ты готов пойти до конца.

Армейский нож лег мне в руку тяжким грузом. Да в новом мире мне приходилось убивать. Но каждый раз меня и самого пытались убить. То была самооборона. И зачастую всё происходило на автомате.

— Может я просто пристрелю его?

— Да, отличный план. И на звук выстрела сбегутся все патрули округи. Это