Человек с фасеточными глазами - У Мин-и

– Почему ты решил вернуться в селение? – спросила Хафáй.

– Так давно уехал оттуда. Поначалу думал поехать в город на учебу, а как отучусь, вернуться и учить ребятишек в селении. Но получилось так, что влюбился в свою жену, вот и уехал с концами. – Дахý тихим голосом рассказывал Хафáй историю своих отношений с Сяо Ми. Свет фар ложился на длинное шоссе почти прямой стрелой, уходящей вдаль.

– Таксистом здесь можно было бы заработать побольше, но, знаешь, я тут подумал, – да ну его! В селении ведь чем хорошо? Когда бы ты не вернулся, тебе всегда рады, и чем бы ты ни занимался, как-нибудь да проживешь. У меня как раз дядя Анý есть, в молодости он тоже в городе учился в магистратуре, а потом как-то вернулся в селение и узнал, что одна компания-застройщик собирается землю купить в очень красивом месте, чтобы построить там пагоду-колумбарий. Он занял у друзей денег, взял кредит в банке и сам выкупил эту землю. Устроил там Лесную церковь. Когда туристы приезжают, показывает им, как коренные жители бунун просо сажают или охотятся, как строят свои жилища. Так и живет все эти годы. Бывает, если дел важных нет, то езжу ему помогать. А теперь вот решил насовсем жить там остаться. Да и Умáв там есть с кем поиграть.

– Ты Алисе еще не говорил?

– Пока нет. Да ведь только что решил.

«Всё только начинается…» Так думала Хафáй.

Когда добрались до селения, уже стемнело. Дахý легонько растолкал Умáв. Жители селения дружно хлопотали, готовили ужин. Не только для Хафáй и Дахý, а еще для других соплеменников, которые ходили расчищать пляж.

К Дахý подошел коренастый мужчина средних лет с детской улыбкой, похлопал Дахý по плечу. Дахý тут же представил ему Хафáй.

– Анý, бунун. – Дахý показал на Хафáй: – Хафáй, амúс.

Анý был очень разговорчив, и ему удалось разговорить впавшую в хандру и не желавшую ничего слушать Хафáй. Он стал рассказывать обо всем подряд: почему решил создать Лесную церковь, сколько трудностей пришлось преодолеть, что до сих пор не расплатился с долгами, а банкиры все время приходят, чтобы опечатать его дом.

– Столько раз собирались мой дом на аукционе продавать.

– А чего не продали?

– Да не покупает никто, кому нужен дом в таком-то месте. Здесь только бунун и согласились бы жить. Ха-ха-ха, так им и надо. Сотрудника банка, который мне выдавал кредит, говорят, потом уволили! Ах-ха-ха!

Хафáй не смогла удержаться от смеха.

– Есть только два типа людей, которые могут дать деньги в долг Анý: это или добрые люди, или круглые болваны, – сказал Дахý.

Когда Анý напился, то остался без движения лежать на земле. Родственники и друзья разошлись по домам. Дахý отвел Хафáй в ее комнату, где стояли две одноместные кровати. Хафáй легла спать на одну кровать, а Умáв – на другую.

Ночью Хафáй никак не могла уснуть. Оказывается, Умáв тоже не спалось: она сидела на кровати и смотрела на луну снаружи.

– Тетя Хафáй, ты не хочешь сходить в Лесную церковь?

– В Лесную церковь? Сейчас?

– Ага, сейчас.

– А ключи есть?

Умáв удивленно посмотрела на Хафáй.

– Разве бывают ключи от леса?

Когда они добрели до конца дороги, то вышли на высокое место, откуда открывалась вся долина. Подойдя к двум огромным деревьям, Умáв сказала: «Вот это и есть вход». Тут Хафáй поняла, как она ошибалась. Оказывается, Лесная церковь – всего-навсего участок леса, никаких тебе ворот, никаких стен. Они вдвоем стояли перед лесом, как будто превратились в двух зверей.

– А я-то думала, что это настоящая церковь.

– А как это – настоящая церковь или ненастоящая?

– Я не это имела в виду… – Хафáй спросила: – А что внутри?

– Там деревья, которые умеют ходить, – ответила Умáв.

– Жила-была одна девочка. Всякий раз, выходя в поле, она несла корзинку и никому не позволяла в нее заглядывать, очень скрытная была. Но ее соседка все удивлялась, почему красивый юноша помогает ей пахать и сеять, когда она работала в поле. Поэтому она тайком решила рассказать об этом инá – маме девочки.

– А что она сеяла?

– Просо, наверное.

– Папа говорит, что здесь не сажают, а просто разбрасывают семена.

– Наверное, на той земле, где жила девочка, нужно было сажать просо. Подбирать камни, например, распахивать землю.

– Мне кажется, она бы не призналась, что ей кто-то другой помогал.

– Правильно, Умáв, умница. Инá девочки спрашивала, спрашивала, но так и не добилась от нее ответа. Инá догадалась, что девочка прячет в корзинке что-нибудь странное. Однажды, когда девочка заболела и не вставала с кровати, а корзинка лежала у нее рядом с подушкой, любопытная инá улучила момент, когда девочка крепко спала, и приподняла платок, лежавший сверху. И что она увидела? Это была большая рыба длиной два чи, шириной семь цуней[24].

– А это насколько большая?

– Вот такая. – Хафáй изобразила руками, какой длины была рыба, и Умáв осталась этим явно удовлетворена.

– Мой папа ловил рыбу еще больше.

– Инá взяла рыбу, сварила и съела ее сама, а потом положила косточки обратно в корзинку. Девочка проснулась и увидела, что рыба пропала, спросила: «Где моя рыба?» Инá во весь голос закричала на нее: «Ах ты, неблагодарная дочь, сколько дней толкли рисовую муку для лепешек, ничего другого не было, а ты утаила целую рыбину. Зла не хватает!»

– Девочка, наверное, рассердилась, ведь мама неправильно поняла.

– Может быть, она рассердилась из-за того, что ее инá сделала, а может, и по другой причине. Так или иначе, девочка так расстроилась после этих слов, что взяла и проглотила рыбьи косточки, лежавшие в корзинке, да и умерла. Оказывается, это рыба превращалась в того красивого юношу.

– А почему не бывает так, чтобы красивый юноша превращался в рыбу? – спросила Умáв.

– Хороший вопрос. Эту историю рассказала мне инá. Но я ее забыла спросить об этом.

Умáв, правда, умница.

Стоявший рядом Дахý не мог сдержать улыбки. И амúс, и бунун одинаково любят рассказывать истории. В детстве Дахý спрашивал отца:

– А кто тебе рассказывал истории?

– Старые люди рассказывали.