Город Солнца. Стопа бога - Евгений Рудашевский

Максим прочитал эту историю в бортовом глянцевом журнале. Им с Аней и Димой, к счастью, не пришлось медитировать, бросаться копьями и выстраивать монументальные дамбы. Достаточно было купить билет на самолёт и без тревог за полтора часа добраться до крохотного городка Негомбо. Заплатив в аэропорту две тысячи ланкийских рупий за такси, они провели в дороге ещё полтора часа и наконец оказались в Коломбо, ланкийской столице.

Аня, несмотря на боль в руке, взяла на себя дорожные заботы. Ещё в Ченнаи уговорила всех выбросить пропахшие канализацией вещи, помыться в туалетной комнате, а затем переодеться в новую одежду, которую сама же выбрала в одном из магазинов аэропорта. Максима возможное появление Сатунтара и других людей Скоробогатова беспокоило значительно больше неприятного запаха, однако он признал, что чистые джинсы и футболки помогут им не привлекать внимания.

В Коломбо Аня сама подыскала гостевой дом в посольском квартале. Сторговалась с хозяйкой на пять тысяч ланкийских рупий за одну комнату с тремя кроватями и уговорила её не вносить в гостевую книгу их настоящие имена – подумала, что такая предосторожность не помешает. И прежде чем Максим с Димой успели осмотреться в доме, Аня расспросила хозяйку о наиболее интересных местах в городе, после чего показала ей на телефоне фотографию из тайника в Ауровиле. Ничего не добилась, однако своим деятельным настроем взбодрила остальных.

Позавтракав, отправились в поликлинику. Рентген выявил у Ани поперечные переломы со смещением. Были повреждены сухожилия и кровеносные сосуды мизинца. Безымянному пальцу досталось чуть меньше. Кроме того, хирург посетовал на неудачную шину из прямой деревянной планки: был риск укоротить сухожилие, а значит, лишить мизинец прежней подвижности.

Из поликлиники Аня вышла с гипсом на левой руке, на две трети скрывавшим её предплечье, и обещанием полного восстановления пальцев через пять-шесть недель. Кажется, это обещание больше успокоило Диму с Максимом, чем саму Аню, которая и без того ничем не выдавала беспокойства.

Убедившись, что Аня обходится без обезболивающих, увидев, как она покрывает гипс чернильными узорами – такими же витиеватыми, как и те, что украшали дом Зои, – Дима наконец ожил. Перед сном даже вспомнил любимого Конрада Лоренца:

– У сильно вооружённых видов эволюция выработала инстинктивный запрет применять всю свою силу во внутривидовых стычках. Понимаешь?

– Понимаю. – Максиму было не до Лоренца, однако он чувствовал, что должен помочь Диме, поддержав разговор.

– Иначе они бы просто перебили друг друга. Можешь назвать это моралью. Чем сильнее животное, тем крепче у него мораль. Особенно когда побеждённый сородич сдаётся, показывает покорность и не отвечает агрессией.

– Ты это к чему?

– К тому, что у слабых видов такой врождённой морали никогда не было. Зачем? Если у тебя нет мощных когтей, клыков и… вообще ты больше жуёшь траву на лугах, то тебе и сдерживаться ни к чему. Так вот люди-то всегда были слабыми. Мы никогда не относились к сильно вооружённым видам. А потом произошёл скачок. За какую-то тысячу лет мы рванули от мечей и луков к ядерным и водородным бомбам.

– Какую-то тысячу лет?

– Ну, для эволюции это немного. В итоге мы стали самым вооружённым видом на Земле. А мораль осталась на прежнем уровне. Инстинктивный запрет убивать себе подобных у нас просто не успел выработаться. Весело, правда?

Максим не нашёл, что сказать в ответ. Только с сожалением посмотрел на Аню. Понимал, почему Дима вдруг взялся объяснить или даже оправдать человеческую жестокость.

Ночью Дима ворочался, стонал, несколько раз будил Максима сдавленным криком. Его мучали кошмары. Должно быть, он вновь и вновь возвращался в подвал с обезумевшим Сальниковым и распростёртой на столе Аней. И всё же, когда за завтраком Максим спросил: «Что тебе снилось, Митрофанушка?», Дима с вялой усмешкой ответил: «Гадость всякая. То вы, маменька, то вы, папенька», – и это было верным признаком скорого выздоровления. Дима теперь все силы отдавал загадке, оставленной Шустовым-старшим.

«Города Солнца» они лишились. Надеялись, что книга в самом деле исчерпала своё значение, и сосредоточились на фотографии, которую Аня, к счастью, успела переснять на телефон. Кроме того, не забывали о третьей части из зашифрованного письма – вслед за словами об оковах мира и путешествии за тайной отец написал: «А вместо крови прольётся вода». Пока что в этих словах Максим угадывал не больше смысла, чем в надписи на фотографии: «Поймёт истинный паломник, когда поднимется к стопе бога».

Аня тем временем решила отпраздновать Димин день рождения. С утра успела обойти аптеки посольского квартала – купила ему новенькую платановую трость, затем повела всех в ресторан на побережье. Максиму ресторан и праздничный торт показались излишними, однако он не спорил – видел, что Дима всё равно ни на мгновение не забывал о фотографии.

Они не знали, с какой стороны взяться за решение загадки, поэтому принялись наугад читать всё о Шри-Ланке: о местах, которыми интересовались паломники, об островных богах, чьи ноги могли каким-то образом прославиться отдельно от прочих, чуть менее божественных конечностей. Искали фотографии храмов, святых мест, статуй и просто исторически значимых городов – в надежде подметить площадь или дорогу с такими же каменными плитами, как и те, на которых стояла беспалая стопа Шустова.

– «Народ – идолопоклонники и никому дани не платит. – Дима вслух цитировал Марко Поло, пока Аня изучала меню в ресторане. – Ходят нагишом и прикрывают одни срамные части… Едят молоко, мясо и рис… Люди тут немужественны, слабы и трусливы. Случится надобность, они нанимают воинов в других странах и у сарацин».

– Ничего про стопы? – Максим загрузил себе в букридер несколько подобных текстов и сейчас просматривал их с не меньшим вниманием.

– Ничего… – Дима ковырял мизинцем трещинки на губах, нервно подёргивал себя за волосы. Его тёмные кудри за последние месяцы так отросли, что теперь падали на лоб и лезли в глаза. Выглядел он как никогда взъерошенным.

– «Страшно носиться думой по этим вечно зелёным, мрачным лабиринтам, где бродят бесчисленные стада слонов, где свирепые тигры рыскают по влажным джунглям и где змеи скользят в ананасовых кустарниках», – теперь Дима цитировал князя Салтыкова, побывавшего на Цейлоне в середине девятнадцатого века.

– Дим, читай про себя, – Максим нехотя отвлёкся от ридера.

– «Безмолвие прерывается стукотнёй тамтама, раздающейся в чаще лесов, потому что нередко в самой неприступной густоте их сокрыты таинственные храмы, где отправляется первобытный буддизм во всей своей странности», – Дима с упрямством в голосе процитировал ещё один отрывок.

Изучение подобных текстов, равно как и туристических сайтов, ничего не принесло, и остаток дня прошёл в напряжённом недовольстве.

В гостевой дом возвращались пешком. Дима зачитывал Ане цитаты, рассказывал ей о заинтересовавших его святых местах, а Максим, устав от тщетных попыток найти хоть какую-то зацепку в истории Цейлона, наблюдал за жизнью города. В конце концов, отгадка могла прийти спонтанно, как это случилось в Пудучерри.