Сокрытые лица - Сальвадор Дали

Но Грансай уже натянул свою очень тесную перчатку, и она по-особенному щелкнула так, будто граф уже ушел далеко по улице.

– Хотите встретиться здесь же, послезавтра, в то же время? Да, знаю, я должен все вам рассказать! – воскликнул Грансай, но затем вновь стал мирским: – Вы не обидитесь, chérie , если я не возьму вас с собой в «Шато де Мадрид», как обещал? Простите великодушно, уже очень поздно.

– Я бы хотела потанцевать с вами еще раз, прежде чем мы примемся за эксперимент, – нам же и это будет запрещено? – спросила Соланж, поднимаясь и кладя руки на плечи Грансая. Тот лишь повернул голову – поцеловать левую руку Соланж – и ответил:

– Прекрасное чудо, что между нами ничего никогда не было, – и добавил хрипло: – Поклянемся же никогда не делать ничего такого, что может уменьшить наше желанье! – Поцеловав ей и другую руку, сказал тихо, твердо: – Мы свяжем друг друга чарами!

– Могу ли я быть зачарована вами больше, чем теперь? – спросила Соланж, потянувшись к нему.

– Я хочу оказаться под вашими чарами, – ответил Грансай, глядя в глубину ее глаз, беря ее за руку, едва касаясь.

Прежде чем расстаться, Соланж напомнила ему:

– Завтра вечером мы вместе ужинаем у Беатрис де Бранте. Поскольку мы лишь начинаем, могу я пока надевать декольтированное?

Беседа с Соланж вымотала графа, и он, чувствуя себя так, будто пережил сильное нервное потрясение, рано отправился в постель в своем доме в Булонском лесу. В кровати он открыл наугад «Annales de Démonologie» и напал на очень подробное описание занимательного случая посещения суккубом человека в состоянии бодрствования; почтенный доминиканский священник начала XIV века трижды оказался жертвой такого визита, и всякий раз суккуб являл разное обличье. Однажды в исповедальне демоническое тело женщины, исповедавшейся пред ним, вырвалось наружу и, связав все его члены, подвергла его чудовищному узническому наслаждению, при этом двойник суккуба как ни в чем не бывало продолжал разговаривать, при этом почтительно и богобоязненно преклонив колени.

Грансай захлопнул книгу, а большим и указательным пальцами другой руки потер себе загривок; затем раскрыл «Le Rêve de Poliphile» на странице, отмеченной ляссе, и прочел:

«Горловина этой последней вазы была закрыта горой – массой драгоценных камней, не граненных и не полированных, плотно пригнанных друг к другу, грубо и без порядка, и гора поэтому смотрелась иззубренной и трудно было оценить ее размеры. На верхушке росло гранатовое дерево, ствол и ветви из золота, листья – из изумруда, плоды – в натуральную величину, с коркой из неполированного золота, зерна – из восточных рубинов, каждый – с фасолину, перегородки между зернами – из серебра. Искусный умелец, изготовивший сей шедевр, поместил там и сям расколотые полуоткрытые гранаты, и часть зерен, что еще не доспели, он сработал из крупных восточных жемчугов, – блистательная находка, от которой краснеет сама природа».

Дочитав до слова «природа», Грансай выключил свет и отдался глубокому сну. Проспал всю ночь и пробудился в половине двенадцатого следующего дня. Собираясь выходить из дома, в коридоре он прошел мимо канониссы, и она сказала ему, остановившись и пристально в него вглядываясь:

– Не перебирать бы месье зеленого снадобья… Столько невинных маленьких душ дожидается в чистилище, чтоб прийти в мир! – Заметив, что Грансай уже ищет свою трость, добавила, не идя к нему на выручку: – От вашей канониссы никаких секретов! Она вам постель стелет! – И продолжила, бормоча: – Бедные ангелы! Слава те, Господи!

Все эти годы мечта когда-нибудь стать хозяйкой имения Мулен-де-Сурс ни на секунду не оставляла Соланж де Кледа, и сегодня, вознаградив ее за терпение, этот смутный химерический план был на грани воплощения. Это правда: желания Соланж никогда не смогли бы исполниться сами по себе, невзирая на ее горячность, без истового, спорого, постоянного и безусловного соучастия. Его она обрела в непревзойденной преданности мэтра Жирардана. Играя эту роль, поверенный никогда не предполагал, что хоть в малейшей мере предает графа Грансая – как раз наоборот. Да, действительно, профессиональный долг требовал от него, по недвусмысленной просьбе Соланж, полной секретности в отношении намерений клиентки, но правда и то, что, по его представлениям, приобретение Мулен-де-Сурс в собственность Соланж виделось ему как нечто в равной мере удачное для графа. Эта собственность не только переходила в дружеские руки, отменяя все страхи перед индустриализацией, преследовавшие Грансая, но и невысказанная общность интересов, кою могла создать между Соланж и графом эта сделка, лишь увеличивала вероятность брака, а его Жирардан желал всем своим скромным сердцем.

Однако мэтр Жирардан, вопреки всем усилиям, не смог добиться разумной окончательной цены и без сомненья решил до времени отговаривать от покупки. Невзирая на значительное сокращение суммы относительно изначальной, самая нижняя цена, какую Рошфор готов был принять, все равно оказалась вдвое выше подлинной стоимости этой земли, коя в свете последней оценки делала рассрочку крайне затруднительной. Мадам де Кледа, очевидно, имела право потратить практически все состояние на свое усмотрение, но у нее в Швейцарии был одиннадцатилетний сын, и мысль о нем пробуждала в поверенном угрызения совести.

В этом состоянии ума Жирардан явился на переговоры, нацеленные на решение вопроса. Соланж де Кледа приняла его в маленькой гостиной рядом со спальней, где в камине развели первый в этом году огонь. Жирардан приложился к руке Соланж и сказал:

– Позвольте сообщить вам, что Англия объявила войну Германии.

– Это означает, – проговорила мадам де Кледа, помолчав, – что и мы неизбежно будем в нее втянуты? Франция обязана поддержать это решение в течение нескольких часов, и, быть может, наше объявление войны происходит прямо сейчас…

Где-то в саду однозвучно забивали гвозди. Жирардан горел желанием приступить к обсуждению покупки Мулен-де-Сурс, но не решался прервать сосредоточенное молчание Соланж. Та ходила взад-вперед по комнате, глубоко затягиваясь через длинный мундштук. Тогда мэтр Жирардан умерил нетерпение и спокойно уселся. Но затем усмирил свою уверенность и встал, окончательно выбрав позу – нависая над раскрытой папкой и опершись двумя руками о стол, склонив торс и голову над документами, сделав вид, что изучает их: таким образом, его внимательная выжидательность и даже совет, кой он изготовился дать, будут смотреться менее личными и более тесно связанными с обязанностями его профессии.

– Простите меня, я вся в вашем распоряжении, – сказала Соланж, подходя к столу и усаживаясь поглубже в большое кресло. Затем продолжила непреклонным тоном: – Судя по вашему озабоченному виду, Рошфор настаивает на своей цене. Не имеет значения. Я все тщательно обдумала и желаю произвести эту сделку чем скорее, тем лучше – война может создать новые осложнения.

– Именно, – отозвался Жирардан сдержанно. – Новую ситуацию следует осмыслить, и нам лучше проявить мудрость и подождать, посмотреть, как разовьются события.

– Не важно, какой оборот они примут, я твердо уверена, что собираюсь сделать это приобретение, – ответила Соланж с растущим нетерпением.