Величайшие загадки XX века - Николай Непомнящий

Я спросил: а не готовился ли к роли «столицы номер два» Куйбышев задолго до войны? Привел пример клинической больницы, многие переходы которой расположены под землей. В ответ — опять неопределенность.

Так почему же автора так интересуют сведения о фортификационных работах в Куйбышеве задолго до войны? Причиной тому давнишний разговор, произошедший с ветераном войны Николаем Васильевичем Шубиным, служившим в военные годы в одном из подразделений войск НКВД и являвшимся непосредственным участником описываемых ниже событий. Затем, в ноябре 1941 года, их часть расформировали и Николай Васильевич попал в танковую дивизию на Дальнем Востоке.

Что же произошло в октябре 1941 года в Куйбышеве?

Накануне войны, с 1935 по 1940 год в городе проводились грандиозные строительные работы, причем значительная их часть велась под землей. Военные инженеры создали еще один город — с глубокими бункерами, многокилометровыми туннелями, жилыми кварталами, госпиталями и целыми заводами, действующими и по сей день. В секретных документах проводимые работы назывались «Волжским крейсером». Они маскировались под строительство Волжской ГЭС им. Сталина, настоящее строительство которой после войны перенесли значительно выше по течению Волги. По сей день в памяти пожилых самарцев живет убеждение, что строительство подземных коммуникаций началось в городе на Волге едва ли не сразу после Гражданской войны. Правительство «первого в мире государства рабочих и крестьян», опасаясь, что не удержит власть в своих руках, намеревалось скрыться от врагов… под землей! Представляете себе этакую подземную рабоче–крестьянскую державу — как у Уэллса в «Машине времени»! Город на Волге, как вскоре выяснилось, больше всего подходил для этой цели.

С приближением немецко–фашистских войск к Москве часть заводов вместе с персоналом и оборудованием эвакуировалась в Куйбышев. Для того чтобы люди «с колес» могли приступить к работе, в спешном порядке заливались фундаменты будущих производственных корпусов, где монтировалось оборудование, и цеха начинали работать, пока корпуса строились. К октябрю в Куйбышев переехало из Москвы и советское правительство, но, как утверждала официальная пропаганда, Сталин Москвы не покинул и остался в Кремле.

В городе, нашпигованном тысячами эвакуированных, и особенно после переезда правительства, служба легкой не была: постоянное хождение в караул и патрули с едва ли не тотальной проверкой документов, неожиданные тревоги, пресечение слухов и вредных «пораженческих» разговоров о вездесущих немецких диверсантах… А однажды, холодной октябрьской ночью, подразделение Николая Васильевича подняли по тревоге, потому что немецкие самолеты бомбили завод, занимавшийся производством прославленных «катюш» (ныне это завод им. Масленникова). Вражеский бомбардировщик сбили, летчиков арестовали. Урон предприятию был нанесен минимальный.

Однако это нападение было не единственное, потому что на исходе другой темной октябрьской ночи подразделение Николая Васильевича опять подняли по тревоге, отвезли едва ли не в центр города, в район Старой набережной, и приказали занять оборону, при этом запретили курить и громко разговаривать. Часам к трем утра до солдат донеслись звуки минометных залпов и ружейной пальбы. Стало ясно, что где‑то в районе речного порта идет бой: минометы били от речного порта по Хлебной площади. Вскоре звуки канонады переместились ближе к центру и стали доноситься от клуба им. Дзержинского — как раз оттуда, где находился вход в бункер Берии. Офицеры объяснили взволнованным солдатам, что это специальные учения. Этому никто не поверил — учения в центре города, напичканного войсками НКВД, секретными предприятиями и иностранными миссиями… Что может быть глупее?!

Стрельба продолжалась около часа. Вначале прекратился минометный огонь, потом стихла и ружейная пальба. Офицеры объяснили, что «маневры» закончились, и подразделение Николая Васильевича вернулось в казармы. Однако самое необычное выяснилось несколько дней спустя, когда от земляка–штабиста он узнал, что город подвергся нападению! Вот как это произошло…

Поздно ночью к пирсу речного порта подошли два буксира с баржами без огней, с которых высадилось до полка вооруженных людей в энкавэдэшной форме. Открыв огонь из минометов и стрелкового оружия и развернувшись цепью, они предприняли наступление на город. По пути к центру города «энкавэдэшники» безжалостно уничтожали попадавшиеся военные патрули, но у Хлебной площади их остановили. Возле клуба имени Дзержинского завязался яростный бой. К тому времени сюда были подтянуты боеспособные части практически со всего города. Здесь и произошла решающая схватка между «настоящими» и «ложными» энкавэдэшниками. Наступавшие были остановлены и отброшены. В спешке, бросая вооружение и не заботясь об убитых и раненых, они погрузились на баржи и отошли к Самарской Луке. Вероятно, они надеялись скрыться там, но это им не удалось — штабист поведал, что бои шли даже в Жигулевских каменоломнях и нападавших уничтожили всех до одного. Потом долго ходили слухи, будто это были дезертиры, якобы бежавшие с фронта.

Не повезло и нескольким тысячам заключенных из пригородных лагерей — после того как те ликвидировали разрушения, вызванные ночным боем, их погрузили в вагоны и отправили куда‑то за Урал. Говорили еще, что в лагерях разразилась страшная эпидемия холеры и дизентерии, унесшая не один десяток жизней.

Не повезло и солдатам и офицерам, принимавшим участие в ночном бое, — все воинские части, находившиеся в тот момент в городе и даже не принимавшие участия в баталиях, подверглись расформированию и отправке на фронт. Не миновала чаша сия и полк Николая Васильевича — буквально через несколько дней он был довольно своеобразно переформирован: часть подразделений, которые участвовали в ночном бою, отправили на передовую, другая часть — «отсиживавшаяся ночью в кустах», была отправлена на Дальний Восток — охранять границу. Причем переформирование на этом не закончилось, потому что по прибытии к месту назначения военнослужащих опять раскидали по различным подразделениям. Николай Васильевич, как сообщалось выше, попал в танковый полк, где и дождался победного сорок пятого. Вспоминая бои с японцами, Николай Васильевич с уверенностью говорит о том, что командование постоянно стремилось бросать его прежних однополчан в самое пекло. За все годы после войны Николай Васильевич ни разу не встретил ни одного своего однополчанина — словно из тех, кто защищал «усатого» октябрьской ночью 1941 года, никто не выжил…

Если предположить, что той ночью действительно имело место нападение на город с целью ареста (а может, и убийства) Сталина, то встает вопрос: кто те люди, покушавшиеся на жизнь и свободу «отца всех народов»? Дезертиры, бежавшие с фронта и стремившиеся отомстить Сталину за позор лета 1941–го, немецкие диверсанты или группа революционно настроенных офицеров, стремившихся свергнуть коммунистическую власть и посчитавших пребывание Сталина в Куйбышеве наиболее подходящим для этого моментом? Какое из предположений наиболее верно, неизвестно.

Вначале 1990–х годов в одном из номеров газеты «Комсомольская правда» собственный корреспондент газеты в Ульяновске Игорь Вирабов писал о самарских бункерах: о «глухом», не связанном подземными переходами и самом глубоком в мире бункере Сталина — 34–метровом и бункере глубиной 12 метров, соединенном со множеством подземных туннелей, — бункере Берии. Последний у Хлебной площади, именно там, где в 1941 году произошел загадочный ночной бой!