Замок Менфрея - Виктория Холт

Задумчивая, я вернулась в дом тети.

Мы сидели в «ателье» с мисс Гленистер, перед нами на столе были расстелены три ярда белого атласа с крошечными золотыми цветочками.

Тетя Кларисса купила его задешево и для этого долго и яростно торговалась. Мисс Гленистер нервно отмеряла ткань и прикидывала, какое платье лучше из него соорудить, пока Сильвия и Филлис ругались из-за того, кому из них атлас пойдет больше.

Я слушала их, как слушала все эти дни, — с удивлением и любопытством. Мне хотелось занять себя мыслями о самых простых вещах, чтобы наконец прекратить задавать себе разные неприятные вопросы.

— Широкий рукав, стянутый у запястья, — ворковала Сильвия.

— Они тебе не идут. Ты — слишком пухлая, — подколола Филлис.

— Может быть, мисс хочет юбку с оборками…в ней, скажу тебе, ты будешь совсем как колобок.

— Так, — рявкнула тетя Кларисса, — если вы собираетесь спорить, я пожалею, что раздобыла такую ткань! Мисс Гленистер скажет, что из этого можно сделать, а уж потом мы решим, для кого это платье.

— Оно должно быть готово к балу у леди Карронт, — заявила Сильвия.

— Но это — через два дня, — возразила я.

— О, если потребуется, я просижу над ним всю ночь, — смиренно заверила мисс Гленистер.

Я потрогала материю и, приподняв ее за край, приложила к себе.

Сильвия рассмеялась.

— Мама купила эту ткань для нас, кузина, — напомнила она мне.

— Я знаю, но думаю, вы не будете против, если я ее рассмотрю.

— Для тебя она слишком тонкая.

— А может, и для всех нас, — сказала я. — Она слишком изысканная.

— А почему бы нам не быть изысканными?

— Конечно — у кого это получается.

— Как всегда, очень остроумно. Наверно, от твоего остроумия он и сбежал, так ведь?

— Кто сбежал?

— Ты прекрасно знаешь. На вас обратили внимание, и он испугался, я полагаю, твоих странных шуточек.

Я вспыхнула от гнева и в ярости повернулась к кузинам, но тут в дверь постучали и вошла горничная.

— Тут пришла прислуга с Вестминстер-сквер, мадам. Она спрашивает мисс Хэрриет.

Я выбежала из комнаты и помчалась через просторный вестибюль к ожидавшей меня Фанни. Я тут же поняла, что что-то произошло…что-то ужасное. Несколько секунд она смотрела на меня так, словно не могла найти слов.

— Мисс Хэрриет… ваша мачеха…

— Она заболела?

Фанни покачала головой.

— Умерла, — проговорила она.

Жизнь опять утратила всякое подобие реальности. Я не могла поверить, что это действительно случилось. Передо мной вставали сцены, похожие на картины безумного художника. Я видела лица Полдена, миссис Трант и слуг — перепуганные и одновременно восторженно-восхищенные. В этой трагедии — из тех, о которых они раньше только читали, — они были чуть ли не главными участниками.

Высказывалось предположение, что мою мачеху отравили. Будет проведено судебное расследование, чтобы установить точно, отчего она умерла, и, возможно, найти виновника.

Тетя Кларисса вызвала меня в библиотеку. Она выглядела лет на пять старше, нежели сегодня утром, когда мы обсуждали расшитый золотом атлас.

— Хэрриет, какая ужасная новость!

— Да, тетя.

— Говорят, это передозировка лекарства. Ужасно. Теперь будет скандал. Как раз в середине сезона. Он может оказаться губительным… с самыми неприятными последствиями.

— О! — произнесла я и услышала в своем голосе дребезжащий смех, который напугал меня саму. — Для сезона?

— Не вижу поводов для смеха, скажу я тебе. — Бедная тетя Кларисса, она так давно убила в себе все человеческие чувства, что даже не умела распознавать их у других. — По-твоему, кто-нибудь захочет иметь дело с семьей, в которой происходят подобные скандалы? Это — полное крушение всех наших надежд. И в самый неподходящий момент…

— Для такого не бывает подходящего момента, — сказала я. — Тетя Кларисса, она умерла… умерла!

— Перестань кричать. Слуги услышат. Могу поручиться, они сейчас это обсуждают. Честно говоря, Хэрриет, я думаю, тебе не стоит здесь оставаться. Если тебя тут не будет, мы сумеем как-нибудь устраниться от этого дела. Конечно, всплывет, что она была женой Эдварда. О, как же он мог быть так слеп? Он всегда проявлял такую осмотрительность…а тут…Увлечься этой ужасной особой…и пусть она мертва, я все равно повторю…увлечься женщиной, которая чуть ли не сразу после его смерти накладывает на себя руки… или еще ужаснее — кто-то ее убивает.

Я слушала тетю Клариссу и понимала, что у меня начинается истерика. Я сказала:

— Значит, вы меня выгоняете, тетя?

Она не ответила, и я продолжила:

— Я уеду завтра же утром.

Я страшно устала, но не могла уснуть, а задремав, тут же пробуждалась в ужасе. Меня мучили кошмары, и я обрадовалась, когда стало светать.

Горничная, которая принесла мне горячую воду, посмотрела на меня с любопытством. Я была замешана в трагедию — несчастный случай, самоубийство… или убийство.

Я умывалась и одевалась очень медленно, оттягивая тот миг, когда мне придется покинуть дом. Как странно, что я хотела задержаться подольше в доме тети! Я ведь так ждала, когда же, наконец, смогу отсюда уйти, и то, что теперь это происходило так, только увеличивало мое отчаяние. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной.

В дверь постучали.

— Вас зовут, мисс. В библиотеку, — объявила служанка.

Я кивнула и притворилась, что смотрюсь в зеркало, чтобы расчесать волосы, хотя она, без сомнения, видела страдание на моем лице.

Тянуть больше было невозможно. Вещи сложены. Я готова ехать. В библиотеке меня ждет тетя Кларисса, которая сообщит, что мне следует убраться из ее дома, поскольку так будет лучше для всех нас, и что она приказала подать карету через десять минут.

Я медленно побрела в библиотеку. Да, тетя Кларисса была там, но не одна.

Леди Менфрей подошла ко мне и, взяв мои руки в свои, поцеловала меня.

— Моя дорогая Хэрриет, — пробормотала она. — Моя бедная, дорогая Хэрриет.

И тут я увидела Бевила. Он поднялся с кресла, тоже взял меня за руки и притянул к себе. Я едва держалась на ногах. Перемена была слишком внезапной. Отчаяние, одиночество — и вдруг — нежность и сочувствие человека, который был для меня единственным в мире. Говорить я не могла; я боялась, что, попытавшись произнести хоть слово, расплачусь.

— Моя дорогая Хэрриет, — проговорил он, и в голосе его звучала такая удивительная нежность, что у меня защипало глаза. — Это было ужасным испытанием для вас. Но не тревожьтесь более. Мы здесь… мы приехали, чтобы присмотреть за вами.