Замок Менфрея - Виктория Холт

Он чуть отстранился, и такая непередаваемая нежность сквозила в каждом его движении, когда он вытащил носовой платок и принялся вытирать мне слезы.

— Невообразимо! — воскликнул он. — Слезы!

— Одно к другому не подходит, правда? Но не воображай, что я буду плаксивой женой. Это — просто потому, что я счастлива.

Он тоже был глубоко тронут, но считал, что ему удается это скрывать.

— Ты еще ничего не знаешь, — заключил он. — Все это — только начало. Мы станем известны на все графство — как счастливые Менфреи.

До того как отправиться в Корнуолл, я встретилась с мистером Гревиллом из конторы «Гревилл, Бейкер и Гревилл», чтобы выяснить, как обстоят дела с моими деньгами. Он сообщил мне, что смерть мачехи делает меня наследницей солидного состояния. Теперь все будет моим, как только я достигну возраста двадцати одного года, или в случае замужества, причем мой выбор должен быть одобрен им самим и еще одним опекуном по завещанию.

— Я уже слышал от мистера Менфрея, что вы обещали выйти за него замуж, и могу без всякого промедления вас успокоить. С нашей стороны возражений не будет, ваше состояние перейдет к вам в руки практически сразу после бракосочетания.

— А второй опекун?

— Это — сэр Энделион Менфреи. — На бесстрастном лице мистера Гревилла изобразилось нечто похожее на улыбку. — Я думаю, ваш отец был бы очень доволен вашим обручением. Этот брак обсуждался между ним и сэром Энделионом, еще когда вы были детьми.

— Значит, — сухо сказала я, — мы оправдали их ожидания.

Пухлые белые руки юриста лежали на столе, и их владелец созерцал их с явным удовольствием.

— Я убежден, — произнес он деловым тоном, — что это — чрезвычайно желательный союз, и могу сказать вам, мисс Делвани, что он в большой степени упрощает дело. — Он собрал со стола какие-то бумаги, подержал их в руках, словно взвешивая, и посмотрел на меня поверх своего пенсне в золотой оправе. — В данный момент ваше содержание будет начисляться обычным порядком, пока не будут улажены все формальности. Я слышал, что вы скоро уезжаете в Корнуолл в сопровождении леди Менфрей. Превосходно! Превосходно! И бракосочетание произойдет там. Мои поздравления! Едва ли у подобных несчастливых обстоятельств мог быть более удовлетворительный финал.

Я почувствовала себя так, словно меня аккуратно уложили в папку и поставили в кабинете на полку, украсив предварительно ярлыком: «Наследница благополучно избавлена от опасности, как то и предусматривалось. Неудачная ситуация получила благополучное разрешение».

Выйдя на улицу и садясь в экипаж, я подумала, как было бы хорошо, если 6 мой отец не обсуждал с Менфреями мое будущее в таких подробностях. Мне хотелось, чтобы мы с Бевилом встретились всего несколько месяцев назад и были захвачены врасплох страстью, которой невозможно противиться.

Я начала подозревать, что, хотя я всегда старалась показаться циничной, в сердце моем жила романтика.

— Больше нет причин откладывать наш отъезд в Корнуолл, — сказала леди Менфрей. — Вам осталось только решить, что вы намерены делать с домом… и со всем прочим. Бевил присмотрит за тем, чтобы ваше решение было исполнено.

Я подумала о нашем лондонском доме, в котором жизнь будет продолжаться так, словно ничего не случилось. Теперь он станет тихим. Я представляла себе, как слуги говорят шепотом и на цыпочках пробегают мимо комнаты, где нашли тело Дженни. Они, должно быть, гадают, какое будущее им уготовано, и нечестно и дальше держать их в неведении.

Фанни, конечно, поедет со мной, но остальным придется искать себе новое место. Я обсудила все это с Бевилом и в результате снова отправилась в «Гревилл, Бейкер и Гревилл», где было решено, что миссис Трант, Полден и старейшие слуги получат ежегодную ренту, а те, кто помоложе, — денежные подарки. И хотя им придется оставаться на службе еще два-три месяца, они могут заняться поисками, и, если им удастся получить новое место, они немедленно будут освобождены от своих обязанностей.

Разобравшись с этим делом, я почувствовала себя свободной и решила навестить дом за день до того, как мы собирались уехать в Корнуолл.

Я попросила миссис Трант собрать всех слуг в библиотеке и рассказала им о своих планах и о том, что сделано для них. Их благодарность глубоко тронула меня, а Полден от имени всех выразил мне признательность и пожелал счастья.

— Наверное, вы скоро продадите дом, мисс Хэрриет, — сказала миссис Трапт.

— Да.

— Ну, мисс, если когда-либо вам и мистеру Менфрею понадобятся услуги кого-нибудь из нас… вы только скажите, и, ручаюсь, любой с радостью покинет свое будущее место и вернется к вам.

Я поблагодарила всех, потом поднялась в свою старую комнату вместе с Фанни — чтобы обсудить, что она должна привезти мне в Корнуолл, куда она собиралась через пару дней после моего отъезда.

Я попыталась быть максимально практичной.

— Большинство вещей я оставлю, — сказала я. — Во время медового месяца мы будем в Париже, и я намерена купить там кое-какую одежду. Так что тебе не придется везти много, Фанни.

— Ваши книги и любимые безделушки, — заявила она.

Я уже думала о них. Мой альбом с открытками; письма, которые я всегда хранила; коробка, украшенная раковинами, где я держала иголки и пуговицы; музыкальная шкатулка, игравшая «Уиддикобскую ярмарку», — Уильям Листер привез ее мне, когда проводил свой краткий отпуск в деревне в Девоне; нитка жемчуга — отец всегда дарил его мне на Рождество (о моих днях рождения он предпочитал забывать), и год за годом ожерелье становилось длиннее. Я никогда не любила это украшение, хотя сейчас, глядя на превосходной формы жемчужины густого кремового цвета, на сверкающий бриллиант застежки, поняла, что оно прекрасно и, вероятно, очень дорого стоит. Но для меня в нем воплотилось безразличие отца. Обычай требовал, чтобы он дарил мне что-то, и он выбрал жемчуг, который стоил неизмеримо больше, чем те безделушки, которыми радовала меля Фанни, однако он и вполовину не был мне так дорог.

В который раз я осознала, скольким я обязана Фанни, которая понимала, как может чувствовать себя ребенок, который рождественским утром заглядывает в чулок и обнаруживает, что он пуст. Она рассказывала мне рождественские сказки; она покупала все эти апельсины, орехи, коробочки с помадкой, хлопушки ценой в пенни и этих шестипенсовых кукол. Именно Фанни озаряла радостью праздник; она бродила между ларьками рынка, выискивая яркие и блестящие вещички, которые мне понравятся, а мой отец в устеленном толстыми коврами ювелирном магазине выбирал жемчужины, чтобы добавить их к моему ожерелью, которое одновременно было неплохим помещением капитала.

Я выложила на кровать несколько вещичек: музыкальную шкатулку от Уильяма Листера, свои книги — да, их нужно перевезти, все до одной, потому что они помогали мне забыться. «Элиза Динсмор», «Непонимание», «Этот огромный, огромный мир», «Загляни за кулисы», «Корзина цветов» — истории детей, чьи судьбы складывались так же несчастливо, как и моя собственная; «Маленькая леди» (сколько раз я представляла себя членом этой чудесной семьи, играя роли то Мэг, то Джо, то Бесс, то Эми — всех по очереди). «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Истории о терпении и триумфе. Я ни за что не расстанусь с ними. Фанни смотрела на меня.