«Франкенштейн» и другие страшные истории - Сельма Лагерлеф

столь многое связывает. Портрет… но не будем больше говорить об этой страшной потере. Вы знаете, что следствие назначено на сегодня?

– Следствие? – настороженно повторил Дориан. – При чем тут я? К тому же в театре мое имя никому не известно.

– Но Сибила? Она же знала?

– Сибила? Бедная девочка. Она звала меня Сказочный Принц. Ей этого было достаточно. Как трогательно, правда?

Бэзил промолчал. Он всегда подпадал под обаяние Дориана. Так было и в этот раз.

– Я мечтаю, чтобы вы мне снова позировали, – голос Бэзила уже звучал мягко и ласково, как обычно.

– Нет, нет, никогда! – Дориан стремительно отступил к экрану, загораживавшему портрет.

– Но почему? – нахмурился Бэзил. – Это моя лучшая работа. Только почему вы заслонили портрет экраном? Я хочу на него посмотреть. Я так давно его не видел.

Бэзил сделал решительный шаг к портрету. Но Дориан гибко, как-то по-звериному изогнувшись, перегородил ему путь.

– Нет! – лихорадочно воскликнул он. – Я не хочу, чтобы вы глядели на него.

– Какого черта? – Бэзил протянул руку, чтобы оттолкнуть Грея. – Осенью я собираюсь послать портрет на выставку в Париж.

– В Париж? – повторил Дориан, чувствуя, как холод пробегает у него по спине. Он смертельно побледнел. Дрожащей рукой Дориан стиснул золоченую спинку стула, чтобы не упасть. Как просто узнать его роковую тайну, достаточно только отодвинуть экран. И он погиб!

– Что с вами? – пристально глядя на него, спросил Бэзил. – На вас лица нет. Вы нездоровы?

– Нет, нет, – Дориан старался казаться спокойным, – я просто устал. Слишком много неожиданного и трагического обрушилось на меня в эти дни.

– Да, я понимаю, Дориан, – как прежде, сердечно и мягко, проговорил художник, – но я скоро навещу вас. И тогда уже непременно вы покажете мне портрет. А сейчас я ухожу. До встречи.

Дориан с нетерпением ждал, когда же за Бэзилом захлопнется входная дверь. Он тяжело опустился в кресло. Руки у него дрожали.

«Как я был беспечен! – подумал он. – В любой момент моя тайна могла быть открыта. Надо как можно скорее убрать, спрятать мой портрет. Здесь он доступен каждому».

Глава 8

Дориан позвонил, и тотчас вошел Виктор, лицо его было спокойно и невозмутимо.

«Что это – притворство или же…» – эта мысль заставила Дориана вздрогнуть.

– Здесь на соседней улице багетная мастерская, – сказал он слуге. – Сходите туда и попросите хозяина прислать мне двух рабочих, и немедленно.

Из маленького потаенного ящика Дориан достал потемневший узорный ключ. Им открывалась старая комната на самом верхнем этаже, почти под крышей. Когда-то это была его детская, потом классная комната, но вот уже сколько лет он не входил туда.

Дориан огляделся. На диване, небрежно брошенное, лежало пурпурное испанское покрывало, все затканное золотыми цветами. Неплохая вещица, но главное – им можно целиком закрыть роковой портрет. Пусть никто и никогда не увидит, как пороки и преступления будут разъедать его лицо. Нет, отныне он будет вести жизнь целомудренную и безгрешную, но все же надо скорее спрятать портрет, он обладает магической властью, и от него ничего нельзя скрыть.

От этих мыслей Дориана отвлек стук в дверь. Он поспешно накрыл портрет покрывалом. Отвешивая почтительные поклоны, вошел мистер Хаббард, багетных дел мастер. А с ним его помощник, высокий плечистый парень с равнодушным тупым лицом.

– К вашим услугам, сэр. – Доброе лицо мистера Хаббарда расплылось в улыбке. – Кстати, мистер Грей, я по случаю приобрел прекрасную раму флорентийской работы. Вы должны непременно взглянуть на нее.

– О, конечно! – торопливо проговорил Дориан. – Флорентийская рама? Скорее всего, я захочу ее иметь. Но сегодня… сегодня у меня другая к вам просьба. Я попрошу вас перенести эту картину наверх, в другую комнату.

– Конечно, мистер Грей, это не составит труда.

– Только не снимайте с нее покрывало. – Дориан на минуту смешался. – Там слишком пыльно, а краска еще свежа.

Они сняли портрет с медных цепей и пошли вверх по лестнице. Дориан не сразу попал широким ключом в замочную скважину. Наконец дверь отворилась с протяжным жалобным скрипом.

Как давно он здесь не был. Паутина кружевами завесила окна. Повсюду слоями лежала пухлая пыль. Запустение и заброшенность. Когда-то со всей чистотой и невинностью детства он переступал порог этой комнаты. Он засыпал, и его окружали светлые видения. Они рассказывали о его неомраченном будущем, перед его внутренним взором проплывали далекие путешествия, призрачные замки… А теперь? Он принес сюда роковой портрет, а на душе у него только страх, сомнения и невозможность сбросить с себя бремя греха.

– Поставьте портрет сюда, прислоните его к стене, – нетерпеливо сказал Дориан. – Вы можете идти, дорогой мистер Хаббард, благодарю вас.

Тяжелые шаги, удаляясь, стихли. Дориан вздохнул с облегчением. Теперь он в безопасности, никто не увидит его портрета, его совести, его позора.

А что, если Виктор встретился с багетчиком и расспросил его, что они делали там, наверху? Ведь он, наверное, уже заметил, что картина исчезла из гостиной. Но что с того? Ключ один, и он у него, Дориана. И все же это невыносимо – иметь в доме шпиона.

«Нет, нельзя поддаваться этим мыслям, – подумал Дориан, – я стал слишком подозрителен. Мне все время слышатся двусмысленные слова с тайным намеком, мерещатся какие-то подсматривающие взгляды».

Дориан вернулся в гостиную. Когда он спускался вниз по лестнице, ему послышались позади чьи-то вкрадчивые, осторожные шаги. Он оглянулся. На лестнице никого не было.

Гостиная встретила его ароматом душистого чая. На столике, инкрустированном перламутром, рядом с серебряной сахарницей лежала записка от лорда Генри и сложенная вчетверо вечерняя газета. Дориан заметил, что одна заметка подчеркнута красным карандашом. Он прочел: «Следствием установлено, что смерть юной актрисы Сибилы Вэйн, несомненно, является результатом несчастного случая. Мать актрисы, не выдержав кончины любимой дочери, сошла с ума. Мы выражаем глубокое…» Дориан с досадой разорвал газету и выбросил клочки в камин, где слабо тлели догорающие дрова. Нет, это невозможно. Довольно думать о Сибиле.

Гулко пробили высокие часы, прерывая цепь невеселых мыслей.

«Пора в клуб. Генри ждет меня там. Надо чаще бывать в свете, пусть все видят меня…»

Глава 9

Поздно вечером возвращаясь домой и убедившись, что все слуги уже спят, Дориан часто на цыпочках поднимался по лестнице. Заветным ключом он отпирал дверь и входил в свою бывшую детскую.

Он бережно снимал покрывало с портрета. Ему доставляло странное удовольствие сравнивать уродливое и отталкивающее лицо на картине с сияющим молодостью и красотой отражением в маленьком овальном зеркальце. Он все сильнее влюблялся в свою красоту, такую неувядающую и пленительную.

Переодетый, под чужим именем, он иногда