Золотой осел. Апулея. Архетип трансформации - Мария-Луиза фон Франц

Со смертью Тлеполема и Хариты наступает конец всякой нормальной любовной жизни в романе; за этим следуют одни измены, гомосексуализм и содомия, за исключением последней главы. Основными темами романа становятся извращение, преступность и мучения. Сначала мальчика-садиста убивает медведь; вслед за этим у его матери случается вспышка ярости на осла, которого она винит в смерти мальчика. Это обвинение не лишено символического смысла: медведь — это материнский символ и одно из животных Артемиды. В американской индейской традиции он связан, как и в Греции, с безумием, а также с исцелением.

В греческом языке слово arktos, «медведь», женского рода. Значит, в действительности мальчик-садист был убит той же разрушительной пожирающей матерью, которая угрожает Луцию. Негативные элементы взаимоуничтожаются, что в конце концов помогает Луцию сбежать. Какой подход в сознании ему потребовался для этого? В сказках герой часто встречает трех ссорящихся великанов и выступает как судья. Великаны убивают друг друга, а герой получает магический объект, служивший источником конфликта. Ведь противоположности стремятся пожрать друг друга; но нужна отрешенность, поскольку эго должно выстоять в конфликте и не отождествляться ни с одной стороной. Если это удается, то противоположности пожрут друг друга. Если вовлечься в конфликт, внутренние противоположности постоянно будут пытаться втянуть вас; но если удастся остаться «снаружи», то есть остаться объективным, то они могут уничтожить друг друга, как медведь и мальчик-садист в данном случае.

Теперь история становится несколько скучной. Одна отвратительная интрижка следует за другой. Но психологически это утомительное повторение не случайно. Часто в анализе происходит нечто подобное. Есть такая фаза, когда неврозы становятся довольно стабильными, а процесс менее текучим. Словно невроз выстроил механизм защиты. Человек чувствует, что часть жизни исключена, так как один и тот же неприятный опыт постоянно повторяется. Всякий раз человек надеется на перемену, но ничего не выходит, и потому сильная эмоция, которая может разрушить невротическую фиксацию, не прорывается. В этой части книги изображен как раз такой долгий период застревания в невротической ситуации. Я не знаю универсального решения в таких случаях. Возникает чувство, что анализ должен прорваться сквозь блокаду и вынудить на решение, но достигнуть ядра личности не удается. Возникает искушение сдаться и отправить пациента коллеге. Другая возможность — это бороться дальше, даже если это займет два или три года, в надежде, что однажды бессознательное скопит достаточно энергии для прорыва. В нашей истории это в конечном счете и происходит. После долгой вредоносной стагнации в одиннадцатой главе происходит мощный прорыв. Как показывает наша диаграмма, выше и ниже черты произошло многое, но теперь остается только нелепица, выше или ниже черты долго ничего не происходит, и остается удивляться, куда подевалась психическая энергия.

В конце этой утомительной части происходит чудесное появление богини Исиды. После этого становится ясно, что происходило раньше: пока вы копались в бессмыслице, вся жизненная энергия накапливалась в глубинных слоях бессознательного, пока целительные архетипические содержания не смогли прорваться. Природа снова и снова пыталась, но теперь она ждала достаточно долго, чтобы накопить взрывную силу. Конечно, это тоже опасно, потому что энергия возвращается довольно мощным образом. Это опасный момент, ведь энергия предстает в грубой форме. В таком случае вы можете прийти к шоковому решению или катастрофе, потому что природе все равно. Если сопротивление неодолимо, может случиться так, что внутреннее осознание придет только на смертном ложе; например, может появиться рак, а подавленное единство останется неосознанным до последних мгновений жизни.

В любом случае, далее следует тихий период, когда природа накапливает силы. На это указывает описание эпизода с драконом: осёл и его хозяин должны пройти мимо пожирающего всех дракона. Этот эпизод кажется бессмысленным, и тот факт, что с драконом не происходит схватки, говорит о том, что «пожирающая мать» теперь приняла самую глубокую, холодную и разрушительную форму, исчезнув в недрах земли. Материнский комплекс стал всецело разрушительной силой. На уровне сознания больше ничего не происходит. Бог Сет, враг Осириса, часто изображался в виде крокодила или змеи (но по-гречески слово drakon означает и «дракона», и «змею»). Это он теперь правит на бессознательном уровне. Если архетип принимает форму змеи или дракона, значит, он на таких глубоких уровнях, что может проявиться только в психосоматической области, в симпатической нервной системе. Затем конфликт принял форму, которая не может быть ассимилирована сознанием; даже важных снов больше не будет. Это затишье перед бурей.

О трагическом конце Тлеполема и Хариты, которая исчезает в подземном мире, мы узнаем из побочной истории, а не из эпизода в основном повествовании. Это решающая точка, в которой все события, происходившие на уровне сознания, погружаются в бессознательное, где обретают форму вставленных историй. Они исчезают в Аиде, земле смерти.

И Олимпом, и Аидом управляет Зевс. На Олимпе исчезает одна из пар, другая отправляется в Аид, но обе они погружаются в области бессознательного, не связанные с человеческой жизнью. В некотором смысле брачный квартернион снова един, но в потустороннем, в месте, о котором мы ничего не знаем. Только в конце появляется позитивное развитие в противоположном направлении: из мира подземных богов поднимается Исида. Таким образом, смерть Хариты и Тлеполема связана с процессом возрождения Луция посредством Исиды в конце истории.

Во время бегства Луций в гостинице слышит историю о рабе, который любил свободную женщину, и чья жена была так несчастна, что покончила с собой, убив и своего ребенка. Хозяин дома узнал об этом, и привязал раба к дереву, обмазав его тело медом, так что его пожрали муравьи. Мед, как я упоминала ранее, — это вещество, которое играет важную роль в мистериях и культах матери, так что раб покрыт «материнским веществом», которое нужно для того, чтобы призвать муравьев. Муравьев можно сравнить с растворяющим воздействием материнского комплекса. Опыт единения здесь становится разрушительным, превращается в растворение в экстазе массы, так как индивидуальный элемент, анима, отправился в Аид. Личностное чувство очеловечивает религиозный опыт, но его нет. Например, перед тем, как император Нерон сошел с ума и после того, как убил мать, у него был сон, в котором на лошадь напала туча летающих муравьев. Здесь проявился его скрытый психоз.

Раб, любящий свободную, снова воплощает аспект Луция. Как нынешние люди проецируют свою тень на слуг, так и в римской античности высшие классы проецировали свои низшие реакции на рабов. Роберт Грейвс во введении к роману считает это одним из важнейших аспектов книги[98].

Мы знаем, что если у мужчины материнский комплекс, то он до некоторой степени отрезан от хтонической маскулинности, иными словами, от низших и «обычных» реакций. Наставительному анимусу матери удалось отрезать его от этих реакций, потому что они содержат мужскую силу, которая может отделить подростка от матери. Потому кастрирующее воздействие материнского анимуса[99] отделяет его не только от сексуальности, но и от других низших, примитивных реакций. В наше время можно решить, что это результат христианского обучения, что верно, потому что оно тоже укрепляет отвержение анимы, но проблема в действительности существовала задолго до христианства. На Западе всегда была склонность отрезать эту часть, чтобы достигнуть более дифференцированного уровня сознания. Если это достигается неверным путём, происходит раскол, и человек лишается плодородной первобытной приземленности.