Нежные годы в рассрочку - Анна Богданова

– Я говорил тебе, что ты мне сразу понравилась...

– Да, говорил, – ответила она, и сердце её затрепетало, почувствовав, что именно сейчас свершится нечто такое, что потом, много лет спустя, она будет вспоминать как счастливый момент своей жизни.

– Так вот, это не совсем правда. Ты не просто мне понравилась. Арка, я тебя люблю, – сказал он то ли потому, что действительно испытывал к нашей героине это сильное великое чувство, то ли на него таким образом подействовало завершение строительства голубятни, как знать? – А ты, ты меня любишь?

– Да, Костик. Я... Я тоже тебя люблю, – с трудом молвила она. Авроре на сей раз признаваться в своих чувствах Жаклинскому было отчего-то намного тяжелее, чем Вадику Лопатину. И вовсе не потому, что она любила Костика меньше. Дело в том, что Арка изменилась за эти годы, а с взрослением всё труднее и труднее говорить о своей любви.

Костик вдруг обнял её уверенно – так, будто делал это не в первый раз, притянул к себе и, прикоснувшись к её холодным губам со вкусом леденца-барбариски, которую она рассосала до тонюсенькой ледяной корочки и проглотила, начал целовать её. Теперь Аврора поняла, что прикосновение к устам и пустое звонкое чмоканье, которым они с Вадиком одаривали друг друга, не считается поцелуем!

Ей было не по себе стоять посреди поля, скованной крепкими объятиями Костика. Она вдруг почувствовала, что не может никуда убежать (не понимая отчётливо, хочется ли ей на самом деле бежать или нет). Сейчас, когда она ощутила у себя во рту его упругий и несколько нагловатый язык, который пробирался всё дальше и дальше, касаясь её нёба, зубов, будто отшлифованных, неестественно ровных, скал, то и дело обдаваемых беспокойными волнами океана, странные, противоречивые эмоции овладели Авророй – удивление, любопытство, смешанное со стыдом, какой-то детской неловкостью и ощущением неправильности своих действий одновременно с приятным головокружительным восторгом. Как вдруг... Что-то инородное скользнуло ей в горло. Она (чувство самосохранения тут сразу сыграло свою роль), довольно грубо оттолкнув своего возлюбленного, сильно закашлялась. Костик не обиделся – он-то знал, в чём дело: барбариска, которую он с таким удовольствием закидывал то за одну щёку, то за другую, при страстном поцелуе проскочила в Аврорин рот. Она, конечно же, не ожидая ничего подобного, вся отдалась новому неизведанному чувству, за что и поплатилась.

Жаклинский бегал вокруг подруги кругами, колотил её по спине, но Аврора только синела и отчаянно кашляла.

– На! На, попей! – И он протянул ей бутылку с водой. – Попей! Какой же я дур-рак! – негодовал он. – И как я не догадался выплюнуть эту чёртову конфету! Арка! Извини меня! Извини! Пей залпом, не отрываясь! Слышишь?! – квохтал он, суетясь возле Авроры, чем напомнил ей голубя.

– Фу! Проскочила! – с неописуемым облегчением констатировала она.

– Я так испугался! Арка! Ты себе не представляешь, как я испугался!

– А где это ты научился целоваться? У тебя что, уже была девчонка? Да? – придя в себя, спросила Аврора – мучительное сомнение скользнуло в её душу, подобно только что проскочившему в желудок леденцу.

– Никого у меня не было! Просто я всегда что чувствую, то и делаю, – уверенно проговорил Костик, но отчего-то покраснел.

На следующий день Аврора явилась в школу вся распираемая чувством гордости, собственной значимости и важности. «Я стала взрослым человеком», – думала она, с приятным, возбуждающим ознобом вспоминая вчерашний поцелуй у голубятни. Гаврилова была уверена, что никто ещё из её класса не целовался по-настоящему. И поэтому, осмотрев однокашников несколько презрительным взглядом, она чинно уселась за парту. Но как она ошибалась! Её ровесники не только целовались – они в свои шестнадцать-семнадцать лет делали много чего такого, что позволено лишь взрослым. Единственным исключением была Ненашева – она ни разу в жизни не только не целовалась, но и не держалась за ручку с представителем противоположного пола.

– Чо это с тобой? – спросила Ирка – она не могла не заметить, как подруга, переполненная достоинством и какой-то совершенно непонятной гордостью, молча села на стул, выпрямив спину так, что казалось, палку проглотила.

– Да так, ничего, – загадочно ответила Аврора. Её так и подмывало всё рассказать Ирке, она не могла молчать, она во что бы то ни стало должна была поделиться с подругой вчерашним знаменательным событием.

– Странная ты, Гаврилова, сегодня какая-то! Чо случилось-то?

– Меня вчера Костик поцеловал. По-настоящему. Вот так, – выпалила Аврора, и лицо её зарделось румянцем.

– Ой! Я прямо не могу! Какие нежности! – с нескрываемой завистью протянула Ненашева, вслед за чем последовали упрёки и вразумления: – Ты что, Гаврилова, совсем свихнулась?! Такое парням нормальная девушка не позволяет до свадьбы! Первый поцелуй должен быть только на свадьбе! При свидетелях! Дура! Кто ж тебя теперь замуж-то такую возьмёт?!

– Тёмная, недалёкая ты, Ненашева! – легкомысленно отмахнулась Аврора, повторив слова отца, которые тот обычно адресовал Зинаиде Матвеевне.

– Сама такая! – Ирка обиделась, надув щёки, но ненадолго – всё-таки любопытство пересилило, и она спросила нетерпеливо: – Ну и как, как это с парнем-то целоваться?! Расскажи. Он тебя обнимал? – И Аврора, не таясь, выложила подруге всё как на духу. Не забыла упомянуть даже о застрявшем в её горле леденце.

– От этих поцелуев и в ящик сыграть недолго! – воскликнула Ирка, немного успокоившись (зависть её после эпизода с барбариской сразу поутихла, спрятавшись до поры до времени в тот тёмный, дальний уголок души, где когда-то, ещё в раннем детстве поселилась и, судя по всему, никуда не собиралась переезжать).

После окончания строительства голубятни Аврорины ожидания не оправдались. Костик не освободился – у него, как и прежде, не было времени на кино, катки и кафе. Теперь каждые выходные он проводил на Птичьем рынке, приценяясь к птицам. Аврора хвостом ходила за ним. Со временем она поняла, что Жаклинский, в отличие от Вадика, который любил её больше себя, никогда не полюбит никого больше, чем своих голубей. Пернатые занимали всё его время, а все деньги, которые Костику удавалось скопить, экономя на завтраках и канцтоварах, уплывали в руки торговцев голубями. То ему надо было утеплить свой курятник, то вдруг внезапно заболевал седьмой или одиннадцатый голубь (по мере прибавления – Костик не давал имена своим любимцам), и вся энергия Аврориного друга была направлена на их лечение. Потом оказывалось, что нужно срочно делать гнёзда, поскольку шестая и десятая голубки вот-вот выведут яйца, и т.д. и т.п.

Однажды нашей героине всё-таки удалось уговорить Костика сходить с ней в кино. Тот купил билеты и, отдав ей, сказал:

– Я приду прямо к кинотеатру. Буду ждать тебя перед началом сеанса.

Аврору такой расклад ничуть не удивил – она приоделась, причесалась и без пятнадцати четыре стояла в назначенном месте. Но ни через пять, ни через десять минут Костик так и не пришёл. Сеанс уже начался, а его всё не было. Гаврилова истоптала нервными шагами всю площадку у входа в кинотеатр – ей так хотелось посмотреть этот фильм! Но как, как она могла войти внутрь, когда Костин билет был у неё в руке? Вдруг он всё-таки придёт, а её нет? В результате фильма она не посмотрела и, прождав любимого час, сорвалась и побежала на голубятню. Жаклинский стоял посреди поля и свистел что было сил, гоняя голубей.