Знак Потрошителя - Диана Удовиченко

– Тогда мужик с черными усами годится на роль подельника, – предположил Дан. – И все сходится: убийц двое, как мы и предполагали.

– Почему тогда он не помог Мэри, когда она меня душила?

– Может, был в другом месте. Даже скорее всего. Искал вторую жертву. Либо подстраховывал чуть поодаль. Увидел двух вооруженных мужчин и не стал вмешиваться.

– Мэри недаром напала на меня рядом со своим домом, – задумчиво проговорила Настя. – Ей требовалась похожая на нее женщина, достаточно молодая и высокая. Я была бы идеальной кандидатурой. Скорее всего, убийцы перетащили бы мой труп в квартиру Мэри и разделали до неузнаваемости.

– Не забывай, ты не брюнетка.

– Волосы перекрасить нетрудно, – отмахнулась девушка. – И кто бы там стал присматриваться, крашеные они или нет, когда брюшина вспорота? Это вам не двадцать первый век.

– А когда мы вспугнули девку, ей ничего не оставалось, как убежать в свою квартиру, – добавил Сенкевич. – Туда, скорее всего, пришел напарник. Узнал, что произошло, некоторое время подождал и отправился на поиски новой жертвы.

– Значит, в этом мире все совпадает с реальной историей, – печально проговорила Настя. – Это было последнее убийство. Раз преступники попытались инсценировать смерть Мэри – они решили затаиться. Скорее всего, их уже нет в Лондоне.

– Тебя что огорчает? – рассмеялся Сенкевич. – Что убийства прекратятся?

– Что Потрошитель и здесь останется безнаказанным, конечно! – рассердилась девушка.

– Признайся: тебе просто интересно, кто это был, – поддразнил Дан.

– Ну и это тоже, – смущенно признала Настя.

– Если бы ты могла точно вспомнить что-нибудь о нападении, – протянул Сенкевич, – тогда наша гипотеза превратилась бы в серьезную версию.

– Да я не видела нападавшую. Или даже нападавшего. Помню только, он был ростом не выше, чем я, и мне показалось, что для мужчины он слабоват. Вот и все.

– Это тебе так кажется, – заявил Сенкевич. – Не помнит твое сознание. Но есть же еще подсознание и память тела. Давай попытаемся это из тебя вытащить.

Призрачная девушка, висевшая за его спиной неотвязной белесой тенью, радостно закивала.

– Опять твои магические штучки? – запротестовал Дан. – А потом она переместится куда-нибудь в эпоху Великой французской революции, да?

– Ага. На баррикады полезет с флагом, как та дама легкого поведения, – ехидно произнес Сенкевич. – Речь идет всего лишь о безобидном гипнозе.

– Ну же, Данилка, прекращай, – поддержала Настя. – Я согласна.

– Тогда пройдемте в мою лабораторию. – Сенкевич церемонно кивнул, приоткрыл дверь и сделал приглашающий жест.

Они вышли, сопровождаемые Сэром Генри и привидением.

В лаборатории Сенкевич усадил Настю в кресло, достал из часового кармана блестящий хронометр на серебряной цепочке.

– Смотри на него не отрываясь. Сосредоточься. Избавься от всех посторонних мыслей. Думай только о нападении.

Девушка послушно уставилась на серебристый корпус хронометра, раскачивавшийся перед глазами. Вскоре веки начали слипаться, она зевнула.

– Сейчас я начну считать, – звучал откуда-то издалека голос Сенкевича. – На счет три ты уснешь и увидишь себя в переулке Ист-Энд в момент нападения. Раз… два… три…

Настя на мгновение отключилась и пришла в себя от холода. Она шагала по Томас-стрит, мимо темной подворотни. Шею захлестнула петля – чья-то безжалостная твердая рука потащила ее в непроглядный мрак. Она задыхалась, снова, как наяву, переживая боль, ужас и страх смерти. Вырывалась изо всех сил, хрипела надорванным горлом.

Все промелькнуло мгновенно, и вот уже раздался крик: «Стой, полиция!» Убийца отступил, Настя схватила его за руку. Теряя сознание, подумала: «Рука слишком маленькая. И что-то в ней неправильно…» Рука убийцы выскальзывала из ее ладони…

– Просыпайся! – ворвался в ее сознание повелительный голос. – Раз… Два… Три…

Настя обнаружила себя сидящей на стуле. Дан бросился к ней:

– С тобой все в порядке? Ты так страшно хрипела…

– Да. – Настя подержалась за горло, сделала глубокий вдох и сказала: – Я вспомнила. Когда нападавший убегал, я успела схватить его за руку. Она была слишком маленькой для мужчины. А еще в одном из пальцев перчатки была пустота. Это Мэри, точно Мэри.

– Что и требовалось доказать, – самодовольно сказал Сенкевич. – Гипноз – великая вещь!

– Теперь бы еще узнать, кого убили на самом деле, – озадачилась Настя.

– С этим, возможно, будут сложности, – предположил Дан. – Особенно если жертва проститутка, а скорее всего, так и есть. Потрошитель еще ни разу не отступал от правил. Не факт, что кто-то будет ее искать и подаст заявление в полицию.

– А если взять за гипотезу, что Мэри хотела спрятать концы в воду, скорее всего, она выбрала жертву, у которой нет ни родственников, ни друзей, – добавил Сенкевич.

– Пройдусь по Ист-Энду. – Дан поднялся. – Загляну в трактиры. Может, удастся отыскать зацепку.

– А я, пожалуй, пойду в лабораторию, разбирать записи Уотсона, – отозвался Сенкевич. – Если узнаем, чем закончилась история в Баскервиль-холле, это поможет разобраться и в нынешнем деле.

– А мне чем заняться? – спросила Настя.

– Сиди и не рыпайся! – хором ответили мужчины.

Разобраться в грудах бумаг Уотсона была та еще задачка. Сенкевич терпеливо раскладывал листы по четырем стопкам: записи о пациентах, отчеты о ходе научных экспериментов неугомонного доктора, о его же эзотерических опытах, и те страницы, где упоминался Холмс и его расследования. Таких нашлось немало – исчерканные черновики рассказов, краткие заметки на память, письма Уотсона к сыщику. Пока из двух десятков листов только один мог относиться к истории собаки Баскервилей. Да и то на нем половина текста была тщательно вымарана.

– Интересно, почему же я так плохо помню именно этот случай? – вслух спросил Сенкевич у призрачной девушки, которая болталась под потолком. – Ведь совсем недавно было…

Машенька опустилась и заметалась перед ним легким клочком тумана, который перекатывает ветер. На заплаканном лице было написано отчаяние.

– Ты что-то знаешь? – насторожился Сенкевич. – Хочешь рассказать?

Он давно уже замечал, что привидение пытается разговаривать с людьми, доносить какие-то мысли. Только вот жаль, говорить Машенька не умела, и язык жестов у нее был какой-то странный. К тому же при попытке понять ее девушка вдруг замыкалась, заливалась слезами и обиженно уплывала в дальний угол. Вообще, складывалось впечатление, что призрак то ли не в себе, то ли характер у него дурацкий – если так можно сказать о духах. Раньше Сенкевича удивляла нелогичность историй и фильмов о привидениях, вели они себя глупо: ну пришел ты сообщить, где твое тело или кто убийца, – так скажи по-человечески или покажи. Кровью на стене нарисуй, в конце концов, если уж хочешь сохранить стиль. Нет же, фантомы все как один предпочитали таинственно стенать, пугать ни в чем не повинных людей и озадачивать их разными головоломными загадками, исчезая как раз в тот момент, когда больше всего требовалась их помощь. Сенкевич всегда считал это выдумкой для сюжета, но Машенька наглядно демонстрировала: писатели и сценаристы правы.