Вампилов - Андрей Румянцев

«Киев. Утро 29 апреля. Бульвар Шевченко. В Киев надо приезжать рано утром и бродить по нему до темноты. На бульваре я принял парад киевских тополей. Храм Пасха. Я иду по бульвару, солнце встает за моей спиной (изумруд росы на акациях), я иду, как воскресший Иисус Христос. Впереди меня скачет бронзовый Щорс.

На бульваре против храма старушки лупят крашеные яйца:

— Христос воскрес, — говорю я.

— Воистину воскрес, — рапортуют старушки».

«Целую неделю мы бегали по Киеву, беспечные и счастливые, — написала Г. Люкшина. — Но всякому веселью приходит конец. Из Минска позвонили, что едет московская инспекция…

Саша уехал, но мы уже думали о нашей следующей встрече — в Чернигове. Я попрошу в редакции командировку в Чернигов, а он — в Гомель, оттуда до Чернигова рукой подать». Об этом новом свидании автор рассказала так: «Но счастливые дни вновь пробежали, как один миг… Уезжал Саша в жаркий майский поддень. Автобусом опять до Гомеля, а потом в Минск. Мы прибежали на автостанцию за несколько минут до отправления. Пассажиры уже все были на местах. Саша показал водителю билет и вернулся ко мне. Я ревела, не могла сдержать слез. Это, очевидно, тронуло и пассажиров, и водителя. Они терпеливо ждали, пока Саша успокаивал меня. Потом поцеловал и вскочил на подножку. Я невольно шагнула вслед за ним. Автобус тронулся, подняв клубы пыли. Я осталась на пыльной улице одна.

Позже в пьесе “Старший сын” устами Сарафанова он вспомнит эту страничку своей жизни и горько произнесет: “Свое счастье я оставил там, в Чернигове. Боже мой! Как я мог!” И потом, в другой сцене, тот же Сарафанов скажет с горечью: “Нас перевели тогда в Гомель, она осталась в Чернигове, одна на пыльной улице… Да-да. Совсем одна”. Бусыгин: “Она осталась не одна, как видишь…” Сарафанов: “Да-да. Конечно… Но подожди. Я вспоминаю, вспоминаю…”

“Старший сын”… Откуда такое название для пьесы? Об этом знаем только я и Саша… Он упорно отстаивал его…

…В письме из Иркутска он опять же писал: “Милая! Мне снится пыльная улица в Чернигове, в мае, в полдень. Пыль с той улицы у меня в глазах. Ее не вытравить ни туманами, ни грозами. В жизни не хватит на это туманов и гроз”».

В воспоминаниях Г. Люкшиной нет упоминаний о том, что во время учебы на курсах Вампилов занимался литературным творчеством. П. Дедов заметил: «О своей литературной работе распространяться не любил, не припомню, чтобы что-то свое читал на литкружке…» В. Аринин упомянул об одном разговоре с Вампиловым: «Вот хочу попробовать написать пьесу, — сказал он как-то, немало удивив меня. — Вдруг получится…» Однако, как читатель узнает ниже, в конце 1962 года, то есть вскоре после окончания учебы, Александр примет участие в семинаре драматургов, пишущих для телевидения, и представит там одноактную пьесу «Сто рублей новыми деньгами» и, по воспоминаниям драматурга Алексея Симукова (правда, этот факт не подтвержден документально), — еще одну пьесу, «Воронью рощу». В июле, только что вернувшись из Москвы, опубликует в «родной» газете рассказ «Станция Тайшет». Значит, в столице он не только обдумывал новые сюжеты, но и продолжал писать. Не мог не писать, как в последние студенческие годы, как во время работы в молодежной газете.

Стоит привести одну запись из карманной книжицы, в отличие от многих других — довольно подробную. Это эскиз характера, заготовка для будущего произведения — назовите запись, как хотите. Ясно лишь, что постоянная творческая работа в Сашиной душе не затихала. И о том, что миниатюра набросана именно в московские дни — время первого знакомства Вампилова со столичными спектаклями, говорит ее заголовок: «В театре (Пустяки)»:

«О молодой женщине. Он ее называет: “Старушка”. Она молода. Но она не понимала, не решалась, боялась понять, что ей жаль своей оскорбленной и… молодости. Он ее любит. Она — нет. В театре и после капризничает. Он огорчен. Смотрели трагедию. Отчего, думала она, отчего так грустно? Почему у меня весь вечер такое жуткое настроение? И она не находила в себе смелости признаться в том, что ей жаль свою молодость. Дорогой молчит, плачет.

— Ну вот, ты у меня ребенок, честное слово, маленький, глупенький ребенок.

Она взглянула на него. Ее глаза сделались маленькими и злыми.

— Уйди, пожалуйста, — сказала она и отвернулась к окну.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал Порукин, — спи, спи. Но, честное слово, нельзя же быть такой впечатлительной. Я еще поработаю.

Он подошел к ней, нагнулся и хотел поцеловать ее, но она, не взглянув на него, загородилась рукой.

— Спи, спи, — пробормотал Порукин, еще больше огорчаясь, и (вдруг ссутулившись) вышел из комнаты. Тихо вздохнула дверь. “Отчего, отчего так грустно? Почему у меня весь вечер такое жуткое настроение?” — сонливо думала она. Она боялась понять то, что ей жаль свою молодость».

* * *

Вернувшись в редакцию, Александр занял новую должность — ответственного секретаря газеты. Это было в начале августа 1962 года. А уже в конце ноября он получил приглашение на всероссийский семинар начинающих драматургов в подмосковную Малеевку. Руководил группой, в которой оказался Вампилов, Николай Кладо, опытный драматург и театральный критик. Среди наставников был и Алексей Симуков, работавший в Министерстве культуры СССР и входивший в редколлегию журнала «Художественная самодеятельность». Тот и другой внимательно и заинтересованно отнеслись к молодому таланту.

Николай Кладо рассказывал о творческих занятиях в Малеевке:

«В жизни Вампилова это был первый семинар. Для меня — тридцать седьмой… Впрочем, кое-что было новым. На этот раз Союз писателей РСФСР внял просьбам Гостелерадио и поставил задачей привлечь молодых драматургов к работе на телевидении. Дело это было в то время еще новое, темное. Для телевидения это был тоже первый семинар драматургов… Александр Вампилов привез одноактную комедию, которая позднее получила название “Двадцать минут с ангелом”».

Занятия начались с конфликта. Поначалу Александр был определен в другую группу. Ее руководитель драматург Д. Щеглов, по словам Кладо, «не одобрил пьесы» А. Вампилова и паренька из города Горького, «а они — его программную речь». Как признавался Николай Николаевич, его коллега был «несколько консервативен, старомоден и педантично требовал следовать драматургической традиции». «Мятежники» попросились в группу Кладо и были включены в нее.

Их наставник писал, что, прочитав работы ребят, «столь же резко разошелся» со своим коллегой. Он почувствовал как раз «перспективность и свежий взгляд молодых бунтарей. Очень был рад, когда на заключительном заседании семинара приехавший к нам Л. Соболев (председатель правления Союза писателей РСФСР. — А. Р.) горячо поддержал именно этих авторов, выделив их за смелость, своеобразие и органичный юмор».

Вспоминая тот первый в жизни Вампилова семинар, Кладо попытался объяснить, почему, на его взгляд, первая же пьеса сибиряка вызвала сшибку мнений:

«Тут я, кажется, понял, почему Вампилов, изобретательный и своеобразно воспринимающий жизнь, проникающий в глубины, до тех пор как бы не материализовался в драматургии. Увы, и тут причины, сковывающие индивидуальность, были тоже общие.