Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин

Улица академика Лысенко располагалась на местедореволюционной Живодерной слободы, в 60-е годы минувшего столетияпревратившейся в район фешенебельной советской застройки.

Выйдя из машины перед домом 5, Фандорин огляделся посторонам, ежась под холодным ветром, который сдул последние остаткиблагопристойности с деревьев, и теперь они были совсем голые, как покойники напрозекторском столе. Некстати (а может быть, наоборот, очень кстати)подвернувшаяся метафора несколько сбила в Николасе ажитацию. Это не квест,сказал он себе. Проиграешь — рестарта не будет.

Дом был из тех, которые в социалистические времена считалисьпрестижными: четырнадцатиэтажный, светлого кирпича, с большим козырьком надподъездом. Но теперь рядом выросло новорусское шато, с башенками и пузатымикупеческими балюстрадками, точь-в-точь кремовый торт, и бывшие номенклатурныехоромы сразу потускнели, превратились в бедного родственника — даже, пожалуй,не родственника, а голодного Гавроша, заглядывающего в витрину булочной.

Ничего, сказал Ника ложно-ампирному нуворишу. Придет срок, иты тоже облупишься и сникнешь, потому что новая элита переселится за город, гдечистый воздух и можно отгородиться от неблагополучных сограждан забором.

Подъезд дома № 5 был закрыт. Надеясь, что какая-нибудьальцгеймерная старушка записала в уголочке код, Фандорин присел на корточки,стал осматривать исцарапанную дверь. За этим занятием его и застала подошедшаяк подъезду матрона с двумя сумками.

— Вы к кому? — спросила она, но не воинственно, а скорее слюбопытством — все-таки вид у Николаса был приличный, неворовской.

— В тридцать шестую, — сказал он. — Да вот в подъезд никакне попаду.

Открывать матрона не спешила.

— К Шибякину?

— Да, к Ивану Ильичу, — небрежно кивнул он.

Ответ был правильный. Триумфального писка, какой бывает вквестах, когда переходишь на следующую ступень, не прозвучало, но сезамоткрылся.

— Что ж он вам код не сказал? — покачала головой аборигенка,вешая одну из сумок на крючок и набирая код. — Как жена умерла, совсем плохойстал, на себя непохож. Отощал, ходит как бомж, глаза полоумные. Спасибо, ясама. (Это в ответ на жест, предлагающий помочь с сумками.) Я под ним живу. Тутон протек на меня, зашла к нему — ужас что такое. Пыль, мусор, тараканы бегают.Бедная Любочка, видела бы она. Так вела дом, такая была аккуратистка. Вы егознакомый?

Услышав про умершую жену, Николас сглотнул. Неужелипопадание? Нет, это было бы слишком просто!

— Да, мы с Иваном Ильичом вместе работали, — пробормотал он.

— В «Правде»? Вы тоже журналист?

— Вроде этого.

Шибякин работал в коммунистической газете «Правда»? Всё одинк одному! Пока поднимались в лифте, соседка не умолкала ни на секунду, ноничего ценного больше не сообщила — сетовала на времена. Жаловалась, что раньшев вестибюле и фикусы были, и стенгазета висела, дежурили вахтеры, а теперьполное безобразие. Уважаемые люди ходят с авоськами, донашивают ондатровыешапки с десятилетним стажем, а половину квартир скупили всякие хачики,заставили двор иномарками.

— Да что двор, — закончила свой плач социалистическаяЯрославна, выходя на восьмом. — Что со страной сделали! Взять хоть вашу газету.Разве такой она была?

— Не говорите, — лицемерно вздохнул Фандорин. Сердце у негос каждым мгновением стучало всё чаще.

На девятом этаже он долго стоял перед коричневой дверью сприклеенными медными цифрами 3 и 6. Когда-то они, должно быть, смотрелись импозантно,но металл потускнел, покрылся пятнами.

— Это был Найк Борзов, поклявшийся нашим радиослушательницамв вечной любви, — доносился из-за двери разбитной девичий голосок. — А теперьнаша реклама…

Под задушевный дуэт, певший про «Мастер Дент, сетьстоматологии», Николас несколько раз нажал на кнопку.

Как и следовало ожидать, никто не откликнулся, только радиоперешло на прогноз погоды. Дождь, северный ветер, ночью заморозки.

Ну, собственно, всё. Половина работы за шестнадцатый отделсделана. Теперь вызвать Волкова, пусть приезжает со следователем, понятыми иликак там у них это заведено.

Николас подергал ручку — скорее механически, отзадумчивости.

В двери что-то щелкнуло, и створка подалась внутрь, как иположено в домах советской постройки. Ника где-то читал, что на сей счет в своевремя была издана специальная инструкция НКВД: делать входные двери толькооткрывающимися внутрь, чтоб было легче вышибить при аресте.

У Фандорина возникло явственное ощущение дежавю, будто онуже видел прежде, как с тихим скрипом приоткрывается дверь, словно заманивая впустую квартиру. Собственно, это и было дежавю. Он столько раз deja vu[7] этусцену в кино — как человек толкает предположительно запертую дверь, а та вдругподается, зловеще пискнув петлями. И еще возникло необъяснимое чувство: будтоничего удивительного в этом факте нет, будто дверь и должна была открыться.Удивительным, показалось другое — из щели на полутемную лестничную площадкузаструился электрический свет. Это днем-то?

Николас так и застыл, сжимая холодную ручку. Войти нерешался, лишь пытался заглянуть в щель. По законам Голливуда, внутри долженобнаружиться труп хозяина, но трупа не было — это он знал точно. То есть, был,но не в квартире 36, а в милицейском морге.

Азарт азартом, но закон нарушать нельзя. Фандорин толкнулдверь еще чуть-чуть. Коридор как коридор, только по полу почему-то разбросаныботинки. Ладно, нужно звонить Волкову.

Тут лязгнула соседняя дверь, и Николас в панике шмыгнул восиротевшую квартиру, захлопнув за собой дверь. Поди-ка объясни, кто ты такой ипочему стоишь перед приоткрытым входом в чужой дом!

Первым делом, еще не оглядевшись, а лишь заметиввыключатель, погасил свет. Прижался к кожаной обивке ухом.

На лестнице зашаркали неторопливые шаги. Остановились —совсем рядом, в каком-нибудь метре. Пронзительно задребезжал дверной звонок, иФандорин только сейчас понял, какую чудовищную и, может быть, даже непоправимуюглупость он совершил.

— Иван Ильич! — позвал раздраженный старческий голос. —Откройте же! Я слышал, как вы хлопнули дверью. Иван Ильич!

Снова звонок — длинный, потом серия коротких.