Господь - мой брокер - Кристофер Бакли

— А ведь это мысль! — сказал Аббат, вытирая руки. — Позвоню-ка я мистеру Корелли.

Во время обеда в трапезной царила мрачная атмосфера. Даже брат Боб не решался шутить насчет Кисангани. Только Аббат казался веселым — а может, он просто пытался не дать нам упасть духом. Когда опустела последняя тарелка, он встал и подошел к аналою.

— Братья, — сказал он, — я еще не прекратил попыток договориться о завтрашней доставке вина. Однако перспективы у нас, можно сказать, туманные. Кана нуждается в чуде. В подлинном чуде. Подобном тем чудесам, о которых мы читаем в Библии. И на сей раз, братья, мы попробуем сотворить его старомодным способом — будем молиться о том, чтобы оно свершилось.

— Какая муха его укусила? — прошептал брат Боб.

Аббат объявил, что ночью мы отслужим всенощную у подножия горы Кана.

— Всенощную при свечах, — уточнил он, — только пламя будет более ярким и согревающим.

Следуя его указаниям, мы вынесли содержимое нашей библиотеки по самосовершенствованию во внутренний двор, где свалили все в большую кучу. Аббат обрызгал ее из кропила[44]горючей жидкостью для зажигалок. Брат Джером открыл ящик «Фижака» — Маравилья не смог увезти с собой все вино — и налил каждому по бокалу. Потом Аббат зажег спичку и бросил ее на кучу. Когда загудело пламя, он поднял свой бокал.

— Братья, монахи Каны, я предлагаю выпить за наш Костер Нелепостей!

Тост был встречен возгласами одобрения. Все выпили. Брат Джин подошел к Аббату, достал свой экземпляр «Пробуди титана в душе» и бросил его в огонь:

— Это разбудит его — раз и навсегда.

Брат Тео бросил в костер «Семь привычек». Бывшие оппоненты в богословском споре обнялись.

С бокалами в руках мы стояли вокруг согревающего костра и пели нашу вечерню. В воздухе была разлита некая странная умиротворенность. Возможно, мы были преисполнены того душевного покоя, который ощущали древние мученики накануне казни. Но с другой стороны, не исключено, что дело было в «Фижаке».

Гости приехали незадолго до полудня на следующий день, который в Кане уже стали называть «великой черной пятницей». Аббат был просто воплощением радушия:

— «Шестьдесят минут», разрешите мне представить Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия. БАТО, разрешите мне представить «Шестьдесят минут». А теперь, дамы и господа, прошу за мной.

Когда мы шли в винодельню, Майк Уоллес втянул носом воздух:

— У вас что, был пожар?

Аббат подмигнул ему:

— Нет, всего лишь сожгли заживо пару еретиков. Мы тут весьма старомодны.

«Шестьдесят минут» тотчас включили свою камеру. Аббат тотчас включился в свою обычную телеигру.

— Приятно заниматься богоугодными делами в такой погожий денек, — сказал он, помахав рукой выходящим из автобуса паломникам. — Да благословит вас Бог! Да благословит вас Бог!

Когда мы подошли к подножию горы Кана, он громко приветствовал другую группу — совершавшую восхождение.

— Молодцы! — воскликнул он. — Взбирайтесь на каждую гору!

Он затянул песню из «Звуков музыки». Когда он запел слова о том, что надо идти вслед за каждой радугой, Майк Уоллес не выдержал.

— Насколько мне известно, вам предъявил иск паломник, который был тяжело ранен на вашей горе, — сказал он.

— Никому не известно, сколь неисповедимы пути Господни и безмерна милость Его! — ответил Аббат. — А вот и наш Грот Божьей благодати, где столь многие паломники сбрасывают с себя бремя…

— А где же костыли? — спросил Уоллес.

— В тех случаях, когда паломники считают нужным оставлять здесь такие личные вещи, как костыли, инвалидные коляски, трости, очки, приборы для искусственного дыхания — что мы никоим образом не рекомендуем им делать, Майк, — мы передаем эти предметы в дар благотворительным обществам. Мы не утверждаем, что наше вино излечивает телесные недуги. — Он кивнул в сторону двоих угрюмых федеральных агентов. — Это было бы противозаконно. Конечно, у нас свободная страна, и если люди сами говорят, что посредством нашего вина они излечились от страшных болезней, вряд ли мы вправе затыкать им рот. Ну, вот мы и в сердце Каны — в нашей винодельне.

Мы вошли в разливочную, расположенную в нижнем этаже. Там стояли без дела десятки монахов в рабочих фартуках.

— А почему простаивает оборудование? — спросил Уоллес.

Аббат с удивленным видом ответил:

— Да ведь уже полдень, мистер Уоллес, священный час для ордена святого Тадеуша. Именно в полдень наш основатель в предпоследний раз подвергся умерщвлению плоти. Он стоял возле дома терпимости в Алеппо и громко обличал греховные мысли внутри.

— Ну и что?

— Оказалось, что внутри был султан.

Аббат преклонил голову и сказал:

— Давайте помолимся.

Все монахи преклонили головы. Аббат начал громко читать по-латыни отрывок из требника. Дочитав полуденный текст, он сразу перешел к следующему и прочел тексты, рассчитанные на ближайшие три недели, стараясь тянуть время как можно дольше. Федералы и «Шестьдесят минут» явно начинали терять терпение — чего Аббат и добивался. Наконец он закрыл свою книгу и сказал:

— За работу, братья, пора делать вино.

Он подал знак брату Олбану, который, нажав кнопки, запустил оборудование. С конвейера начали сходить бутылки канского вина.

Аббат схватил первую бутылку и с гордостью поднял ее перед камерой.

— А знаете, — сказал он, — хотя мы занимаемся этим уже давно, каждая бутылка до сих пор кажется мне своего рода маленьким чудом.

— Откуда берется это вино, отец настоятель? — спросил Уоллес. — Как нам стало известно, это вино отнюдь не вашего производства.

Аббат ухитрился принять неподдельно печальный вид и покачал головой:

— Я знаю, Майк, некоторым людям, особенно нашим конкурентам, трудно поверить, что настолько хорошее вино может производиться в таком бедном монастыре, как наш. Но могу вас заверить, что каждая капля вина в этой бутылке сделана из выращенного нами винограда, а потом выдержана и разлита именно здесь, в монастыре Каны.

— А можно попробовать? — спросил Майк Уоллес.

Аббат нерешительно ответил:

— Майк, вы ставите меня в несколько неловкое положение. Как вам известно, существует очень длинный список очередности заказов на наше вино. Эту бутылку вообще-то следовало бы отправить человеку, который не поленился позвонить по телефону ВОСЕМЬСОТ-ПЕЙ-КАНУ. Но, как учит нас наш основатель, святой Тад, гостеприимство сродни благочестию, поэтому мне трудно отказать.