Паладин. Тень меча - Симона Вилар

Произнося все это, Ласло воодушевился, но Мартин заметил, что тамплиер не сводит с него взгляда.

— Вы скучаете по братьям-тамплиерам? — мягко спросила Джоанна.

— Да, благородная дама, вы правы: я скучаю по ним, ибо орден Храма — моя семья, — ответил Ласло. — И хотя мне нередко приходится уезжать на задание, я знаю, что меня там ждут и молятся обо мне.

Джоанна при обращении «благородная дама» несколько смутилась, ведь на леди она сейчас не очень-то походила: ее белоснежная рубаха измялась и порыжела от пыли, атласные шаровары были заправлены в грубые бедуинские сандалии, волосы под обвивавшим голову шарфом растрепались. И она была благодарна Иосифу, который отвлек от нее тамплиера, сказав, что пусть ему и неизвестны правила внутри ордена, но он согласен, что во времена Иерусалимского королевства тамплиеры и впрямь привели торговые дороги в порядок и ездить по ним было безопасно.

— Когда крестоносцы отвоюют Иерусалим и страна возродится, торговые пути снова будут открыты для торговли, а союз Запада и Востока обеспечит такое процветание, что Иерусалимское королевство прославится на весь мир! Это будет истинное царство небесное на земле! — с воодушевлением воскликнул Ласло. — Помолимся же об этом счастливом времени.

Он тут же опустился на колени, молитвенно сложив руки. Джоанна последовала его примеру, бросив взгляд на Мартина, словно не понимая, отчего он не присоединяется к ним. Мартину тоже пришлось встать на колени. Но вместо молитвы он раздумывал, почему, рассказывая о жизни в ордене, Ласло обращался только к нему, словно именно Мартину адресовались все его речи. Может, его приятель венгр хотел, чтобы он так же уверовал в будущий расцвет иерусалимского королевства, как и он сам? Что ж, в душе Мартин хотел этого. Но он был реалистом и понимал: крестовый поход, даже при всей силе и решительности великолепного Ричарда Львиное Сердце, не возродит в Леванте государство христиан.

Первые крестоносцы смогли победить, потому что их враги были разъединены и часто воевали друг с другом, а христиане были едины и сплочены. Но теперь ситуация полностью изменилась: именно христиане все время спорили и даже под властью Ричарда не были едиными, в то время как им противостоял столь опытный противник, как султан Саладин, собравший под своей рукой все мусульманские государства в Леванте. За ним были силы, тогда как воинов Христовых тут слишком мало. И пусть они отчаянно смелы и упорны, но их всего лишь горстка среди огромной и враждебной им империи Саладина. Поэтому подвиг отважных крестоносцев ни к чему не приведет, рано или поздно они поймут это. Ибо вряд ли из Европы к ним постоянно будет прибывать подкрепление. Там уже прошел первый пыл, охвативший всех христиан после захвата Иерусалима, когда многие из них, вдохновленные призывом к борьбе, отправились в крестовый поход. Тогда люди страдали и опасались гнева Божьего, но время шло, мир не рухнул, они продолжали жить, заниматься своими делами, строили дома и церкви, занимались хозяйством, спешили убрать урожай и заготовить впрок провизию, заключали браки, заботились о семьях и их благосостоянии, и это казалось более насущным и важным, нежели войны в далекой Святой земле. Извечные бытовые проблемы затягивают и требуют постоянной заботы, а о великих делах лучше слушать по вечерам у камина во время отдыха. Ибо среди простых людей героев не так уж много.

Мартин поднялся с колен едва ли не последним — настолько глубоко задумался. И опять увидел, как на него смотрит Ласло. Мартин улыбнулся ему своей привычной, чуть кривоватой улыбкой.

— Ваше воодушевление похвально, мессир рыцарь. И признаю, что оно пришлось кстати после мясного пира, какой вы нам устроили. Может, завтра у вас найдется время или будет желание показать мне, где вы охотились? Я бы тоже желал пополнить наш стол свежатиной, а то сушеные финики и овсянка на воде уже порядком поднадоели.

Храмовник внимательно смотрел на него своими темными карими глазами.

— Времени у меня ныне предостаточно, Мартин. Главное — чтобы у вас самого возникло желание пойти со мной.

И он перевел взгляд на Джоанну, давая понять, что сомневается, что бывший ассасин откажется от удовольствия провести сладкие часы в обществе возлюбленной ради охоты на коз.

Но на другой день, едва рассвело, Мартин и впрямь отправился с Ласло Фаркашем в дальний конец Петры. Шли они в молчании и довольно долго. Уже стало припекать солнце, когда венгр свернул в узкую расщелину среди скал, чем-то напоминавшую ту, по которой они прошли сюда, но не столь грандиозную. Однако и тут были нависающие уступы, портики с колоннами в скалах и ниши бывших жилищ.

— Вряд ли тут водятся дикие козы, — заметил Мартин. — Однако не ошибусь, если скажу, что это и есть второй выход из Петры, о котором вы как-то упомянули.

— Запасной выход всегда должен быть, — отозвался Ласло и неспешно опустился на каменный выступ, отстегнул от пояса флягу и немного отпил, после чего протянул ее Мартину, а сам махнул в сторону видневшегося между скал прохода. — Этим путем можно будет выбраться из Петры, если понадобится.

— Мне нравится ваша предусмотрительность, приятель. — Сделав глоток, Мартин вернул флягу. — Признаюсь, я несколько расслабился за последние дни, а вот вы показали себя молодцом.

— Но и вас можно понять: вы влюблены, вас любит красивая женщина, а это затягивает. Но я хотел бы спросить, как вы намерены поступить с Джоанной де Ринель, когда нам придется возвращаться в мир?

Мартин ответил не сразу. Невероятное счастье последних дней было столь огромно, что он забылся, и если его что-то и тревожило, то это вопрос о том, как долго их будут искать и прекратятся ли поиски до того, как у них подойдут к концу припасы.

— Сначала следует убедиться, что на обратном пути нас не поджидает засада. До этого не имеет смысла обсуждать грядущее.

— Так ли это? — спросил тамплиер, и его пышные усы чуть приподнялись в усмешке. — Друг мой, я взялся помогать вам потому, что меня попросил об этом маршал де Шампер. А также потому, что я рыцарь ордена Храма и по уставу нам положено защищать и спасать попавших в беду единоверцев. Джоанна де Ринель оказалась в беде, я поехал с вами ее освободить и ранее ни на миг не раскаялся в принятом решении.

— А теперь раскаиваетесь? — спросил Мартин куда более резко, чем хотел.

Ласло покачал головой. Его чалма была запыленной, по покрытой темной щетиной щеке стекала струйка пота. Он выглядел как сарацин, но говорил как рыцарь:

— Клянусь распятием, мы сделали благое дело, вызволив из постыдного плена эту женщину. Но я буду считать свою миссию до конца выполненной только тогда, когда Джоанна де Ринель окажется среди христиан и ей ничего более не будет угрожать.

— Аминь, — только и ответил Мартин.

Ласло пристально смотрел на него.

— Вы согласны со мной? Вы готовы отвезти вашу… гм… вашу любовницу к ее супругу в стан крестоносцев?

На этот раз Мартин молчал значительно дольше. Раньше, решаясь на какое-то опасное предприятие, он продумывал его до конца. Но в этот раз он не думал ни о чем, кроме того, чтобы освободить Джоанну, остаться с ней, почувствовать ее любовь, которая стала для него, изгоя и беглеца, главным даром судьбы. И теперь он в ответе за судьбу доверившейся ему женщины. А что их ждет, когда они уедут из Петры? Джоанна — знатная дама, она не должна жить, как бродяжка, подле него, скитальца по жизни. Да, они с ней не раз говорили, как отправятся на побережье в Яффу и заберут дочь, но что будет потом — не обсуждали. Мартину это казалось не столь важным, ведь у него в Константинополе есть богатый дом и земельные угодья, за счет которых они могли бы безбедно жить. Но это была лишь иллюзия, учитывая, что о владениях Мартина в Византии известно его врагу Ашеру бен Соломону. А уж никейский даян не оставит Мартина в покое и постарается, чтобы его верные люди уничтожили того, кто вышел из его повиновения. К тому же Ашер подозревал его в убийстве своей дочери Руфи. Могут разыскать Мартина в Константинополе и люди Старца Горы. Глава ассасинов не простит ему обмана и бегства, не в его это правилах. И в обоих случаях угрожающая Мартину опасность может стать губительна и для Джоанны. Нет, о том, чем он владеет в Константинополе, следует забыть.