Враги - Дмитрий Шидловский

— Но есть определенные правила, — покачал головой Посадников. — Их надо соблюдать, даже если у вас под началом необученное ополчение. У границы свои законы.

— Разумеется, — кивнул Алексей. — Я рассчитываю на ваш опыт. Сейчас самое важное — организовать пограничную стражу на рубежах с Ингерманландским королевством. Потом надо будет заняться укреплением рубежей с Советами. И не извольте судить строго. Таких опытных пограничников, как вы, в моем распоряжении пока не было. Третьей на очереди стоит граница с Эстонией. Немцы вынудили адмирала признать ее отторжение от Северороссии… Но посмотрим, как дальше будут развиваться события. Вы назначаетесь с сегодняшнего дня заместителем начальника пограничной стражи Северороссии. То есть моим заместителем. Полагаю, мне предстоит еще многому научиться у вас. Впрочем, между теми задачами, что ставило перед пограничной стражей правительство Российской империи, и теми, что стоят перед нами, есть существенная разница. Вы служили в пограничной страже, подчиняющейся Министерству финансов[12]. Вашей главной задачей было — предотвратить контрабанду. Возможно, скоро в Северороссии снова наступит время, когда главной задачей пограничной службы будет соблюдение экономических интересов страны. Но сейчас мы выполняем сугубо военные функции. Посмотрите на тот берег. Там нет соседа, с которым мы собираемся жить в мире многие годы. Там лежит государство, начало войны с которым — это лишь вопрос времени. Мы не допустим отделения центральной, самой важной территории Северороссии. А наша граница с большевиками вообще формально не существует. Красная армия не переходит в наступление лишь потому, что не имеет для этого достаточно сил… пока. То же касается и вооруженных сил самопровозглашенного Ингерманландского королевства. Поэтому мы строим сейчас границы не для мирной жизни, а как будущую линию фронта.

— Понятно, — кивнул Посадников. — Значит, будем готовиться к войне.

* * *

Ласковое майское солнце светило над Петербургом, когда «паккард», ранее принадлежавший начальнику пограничной службы Северороссии, подкатил к дому на Кирочной улице. Тот факт, что недавно этот автомобиль принадлежал Алексею, а теперь был куплен для нужд советского полпредства, особенно радовал Павла. Расправив красный флажок на капоте, Павел взглянул на солнце и подумал: «Двадцать пятое мая. К концу года Северороссии не будет. Господи, если ты только есть, сделай так, чтобы Алексей попал ко мне в руки. Больше всего на свете я хочу увидеть его, когда он осознает, что все его надежды рухнули».

Он толкнул дверь и вошел в подъезд. Отметив, что сейчас парадная убрана куда как лучше, чем зимой, он взбежал на третий этаж и нажал кнопку звонка. Дверь открыла миловидная горничная.

— Я к Дмитрию Андреевичу, — опешил Павел.

— А, Пашенька, проходите, — раздался из глубины квартиры голос Санина.

Когда Павел вошел в прихожую, профессор обнял гостя, рассмотрел его с нескрываемым интересом и произнес:

— Наконец-то вы, дорогой, в цивильном костюме и при галстуке. Откуда в таком виде?

— Из Москвы, — отозвался Павел.

— Сбежали, выпустили? — светским тоном осведомился Санин.

— Послали в качестве полномочного представителя, — ответил Павел. — Кстати, большое спасибо за передачи, которые вы носили мне в тюрьму.

— Ну, проходите, — улыбнулся Санин. — А благодарности не стоит. Мелочь.

В комнате Павел поздоровался с супругой Санина, беременность которой была уже более чем заметна. Профессор достал из буфета бутылку с коньяком и тарелочку с тонко нарезанным сыром:

— Коньячку не желаете?

— С удовольствием, — кивнул Павел.

— И какие же ветры занесли представителя великой страны победившего пролетариата ко двору реакционного монарха? — спросил Санин, разливая коньяк.

— Переговоры, — улыбнулся Павел. — У нас есть взаимный интерес в деле борьбы с Северороссией. Верительные грамоты мне подписал и напутствие дал сам Владимир Ильич.

— Ой, — поморщился Санин, — и надо это вам?

— Что вы! — воскликнул Павел. — Вы же понимаете, что режим Зигмунда обречен самой историей. Немцы, конечно, поступили неглупо, провозгласив Ингрию отдельным государством. Надеялись, что даже в случае поражения сумеют удержаться здесь. Однако не учли, что на дворе уже двадцатый век. Скоро над Петербургом будет развеваться красное знамя. Но сначала надо, чтобы немцы помогли нам покончить с кликой буржуазных правителей Северороссии.

— Бросьте вы этой ерундой заниматься, — пробурчал Санин, чокаясь с гостем и осушая рюмочку.

— Какая же это ерунда?! – вспылил Павел. — Речь идет о будущем государства.

— Ну, вот я вам и советую: бросьте, — настаивал Санин. — Вы затеяли слишком опасную игру. Увлекательно, конечно, только ведь зашибет.

— А я пришел вас на службу в полпредство звать, первым секретарем, — сказал Павел. — Подумайте: когда сюда придет советская власть, вы с полным правом сможете заявить о себе как о человеке, оказавшем нам неоценимую помощь. Дмитрий Андреевич, я убежден, что у вас большое будущее при советской власти. Такие люди, как вы, необходимы народному государству.

— Помилуйте, — махнул рукой Санин, — куда мне на старости лет? Заезжайте, выпьем, поговорим, всегда буду рад. Что же до политики — увольте. Не пойду и вам не советую.

Алексей, перепрыгивая, как всегда, через две ступеньки, взбежал по лестнице бывшей Новгородской губернской управы, ныне резиденции Президента Северороссии. Президентом адмирал Оладьин был избран на Учредительном собрании в конце мая. Из-за переворота в Петербурге на собрании не было представителей Ингрии, но Оладьин решил все же провести его, принял там конституцию, весьма демократичную, разработанную еще на основе Уложения князя Андрея, в написании которой принял участие и Алексей, и был избран Президентом на первый четырехлетний срок. На май двадцать второго года были назначены прямые выборы. По настоянию социал-демократов в конституцию было включено положение, по которому один человек не мог занимать президентский пост более трех раз подряд. Это покоробило адмирала. Впрочем, рассудив, что двенадцать лет у власти в Северороссии для него достаточно, он успокоился. То, что он будет переизбран не менее двух раз подряд, не вызывало у него ни капли сомнения.