Принц мафии - Ви Картер

он высасывает из меня всю злость, оставляя головокружение от желания.

— Может, потом сходим в «Гадюку»? — сквозь пелену, которую поцелуй Джека установил вокруг меня, слышу слова Даны.

— Звучит заманчиво, — отвечает Шей с самой милой улыбкой на лице. Несмотря ни на что, он мне не нравится. Мне не нравится проницательность, которая прячется в его взгляде, когда он говорит. Я чувствую, что он говорит одно, а думает другое. Это странный вывод, так как мне совсем немного времени удалось провести рядом с ним, но именно это мне кажется, когда я смотрю на Шея.

— Ты идешь? — Дана наклоняется ко мне, чтобы убедиться, что я её слышу.

— Это зависит от Джека, — я делаю ещё глоток, и мне нравится, что он делает со мной. Джек всё ещё не отпускает мою руку, и это приятно. Идущее от него тепло чувствуется совсем иначе, чем то, что я получаю благодаря напитку. Я знаю, что выпивка по сути своей — ложь, а он — нет. Я чувствую его от макушки до кончиков пальцев.

— Всё, что пожелаешь, — улыбается мне Джек, и я не знаю, то ли из-за маленьких огоньков, которые мерцают вокруг нас, то ли из-за горячительной жидкости, которая течёт по венам, но его улыбка кажется настоящей. От прилившего жара щёки вспыхивают, и я наклоняю голову. Не хочу, чтобы он заметил, что у меня в действительности есть к нему какие-то чувства.

— Думаю, это было бы весело, — говорю я, глядя сквозь опущенные ресницы.

— Решено, едем в «Гадюку», — поднимает голову Джек.

— Я, пожалуй, пас, — говорит Киан. Он почти весь вечер молчит. Я постоянно чувствую его взгляд на себе, но каждый раз, когда поднимаю глаза, вижу, что он уткнулся в свою тарелку. Может, с выпивкой приходит чувство паранойи.

— Мы с твоей мамой останемся, — в голосе Лиама звучат властные ноты. Он всегда говорит с превосходством, считая себя выше. Выше людей, выше закона, даже выше Господа.

Светлана смеётся.

— Я и мечтать не смела об этом.

Она всё ещё сногсшибательна и привлекает много внимания, но она смотрит на Лиама так, будто он — это всё, о чём она смела мечтать. Я не понимаю. Неужели я так же смотрю на Джека? Делаю ещё один глоток и вижу, что бутылка опустела.

— Хочешь ещё? — я удивлена предложением Лиама. Удивлена, что он вообще заметил. Мне следует отказаться.

— Да, спасибо.

— Я покружил бы тебя по танцполу, — Шей улыбается Светлане тошнотворно сладкой улыбкой.

— Такой очаровашка, — улыбается она в ответ.

Шей переводит взгляд на меня, и его улыбка немного вянет. Интересно, заметил ли он мою неприязнь к нему? Единственные за этим столом, кто когда-либо проявляли ко мне доброту, это Дана и Киан.

— Тебе стоит пойти, — говорю я Киану, ненавидя то, что не приложила усилий, когда он так много для меня сделал.

Он прекращает есть. Я не знаю, как у него в желудке ещё осталось место для еды. Там словно бездонная яма.

— Может, и пойду, Рейли.

Ненавижу, когда люди обращаются ко мне по фамилии.

Я не смею смотреть на Джека, его злость почти осязаема, и это радует.

Он ревнует. Я не думала, что такое возможно. Лиам ставит передо мной бутылку и чистый стакан.

— Спасибо, — заставляю себя произнести эти слова ещё и потому, что вспоминаю о манерах. Неважно, что он может обо мне подумать, меня воспитывали в духе уважения к старшим. Я бы никогда не стала говорить гадости о ребёнке, как делал он.

— Тебе необязательно оставаться. Сходи повеселись, — говорит Светлана Дане, но улыбается и мне тоже. — Большое спасибо, что пришла, Мейв.

Она всегда доброжелательна. Как вышло, что она с Лиамом, я не пойму, хоть убей.

— Спасибо, что пригласили меня.

Светлана встаёт и начинает собирать тарелки.

— Ты готова? — Джек отпускает мою руку, и я в несколько больших глотков приканчиваю свою выпивку и киваю ему. Чувствую на себе взгляд Даны, но сама не хочу смотреть на неё.

— Поехали.

Шей всё ещё сидит рядом с Кианом. Джек останавливается.

— Я хочу перекинуться парой слов с Лиамом. Я вас догоню, — кажется, впервые его голос звучит по-настоящему, грубо, и в нём слышна жёсткость. Он может, не задумываясь, ударить.

— Увидимся позже. — Джек не спрашивает, почему Киан остаётся сидеть.

— Ты идёшь? — спрашиваю Киана. Я не могу его бросить. Джек берёт меня за руку.

Киан мешкает, и я понятия не имею, что у него на уме. Но, наконец, он поднимается, выпрямляясь во весь свой рост и возвышаясь над всеми присутствующими.

— Ага, иду, — ухмыляется он, и я чувствую, как Джек крепче сжимает мою руку.

Джек наконец перестаёт сверлить взглядом Киана, и мы выходим из-за стола. Светлана провожает нас до двери, и мы прощаемся долго, с объятиями и обещаниями, что придём ещё. Я обнимаю её чуть дольше, чем следовало бы, но для меня это действительно прощание.

Мне хочется поблагодарить её за то, что она всегда была добра ко мне, но, если я выложу всё начистоту, улыбка отклеится от моего лица, и всё, что держу в себе, сорвётся с губ.

Усаживаюсь на заднее сидение джипа вместе с Даной. Киан включает музыку, едва забравшись внутрь. Джек садится последним и выключает её, а Киан не осмеливается включить снова.

— Ты должна рассказать мне, как это произошло, — Дана указывает на спинку кресла Джека. От выпитого взгляд у неё слегка остекленевший. Она не опьянела, но навеселе.

— Это долгая история, — тупая фраза, которую в английском языке надо запретить. Ни одна история не может быть длинной настолько. Это значит, что либо у меня нет сил об этом говорить, либо не твоё дело. Поступать так с Даной неправильно.

Джип трогается с места, и тишина тянется как дорога перед нами.

— Я встретила Джека в «Гадюке».

Дана ухмыляется.

— Что за фигня? Я и не знала, что ты туда ходишь.

Она права. Не хожу. Вечеринки — не моё.

— Да, ну у Деклана был приступ.

Улыбка Даны вянет, и она понятливо кивает.

Рассказывая часть правды, я в какой-то степени чувствую себя не так ужасно.

— Так что я отправилась в «Гадюку», чтобы выпустить пар.

Понимаю, что Киан с Джеком слышат всё, что я говорю.

Дана опускает стекло и садится поудобнее, позволяя ветру шевелить тёмные пряди её волос.

— Что ж, я рада, что ты это сделала, — она поворачивается лицом ко мне; её глаза полузакрыты. — Вы двое всегда были неравнодушны друг к другу.

Скрывавший это ребёнок во мне медленно умирает. Я никогда не признавалась