Монета скифского царя - Анна Князева

– Папа… Разве правильно, что Велембовский вторую неделю лежит в холодильнике? Он же человек, а не кусок колбасы.

– У каждого своя судьба. – Отец поцеловал ее в лоб и погладил по голове.

Дайнека вздохнула:

– Он был хорошим человеком и прожил трудную жизнь.

– Откуда ты знаешь?

– Об этом рассказал Благовестов.

– Удалось записать разговор?

– Да. – Она подняла голову и посмотрела на отца: – А что, если Велембовского похоронить рядом с родителями?

– Ты хоть представляешь, во что это обойдется? Шнырь сказал, что их могила на Ваганьковском.

– Ах да, конечно… Это будет чересчур дорого.

– Не просто дорого, а очень дорого. И это – во-первых. Во-вторых, придется получать разрешение, которое в принципе получить невозможно. – Вячеслав Алексеевич задумчиво посмотрел в окно: – В конце концов, какая разница, где лежать после смерти. Я бы попросил сжечь меня в крематории. Не хочется лежать под землей и медленно разлагаться. Уж лучше – в огонь, а дальше, как получится: в вазочке – в колумбарий или развеять пепел над Енисеем.

– Почему над Енисеем?

– Там моя родина. Когда тебе стукнет пятьдесят, ты тоже вспомнишь, где твои корни.

– И где они?

– А ты как считаешь?

– Одной ногой я стою в Красноярске, второй – в Москве. В Красноярске живет моя мама. В Москве – потому, что люблю этот город и здесь мой дом.

– Да… – протянул отец. – Когда состаришься, выбор будет тяжелым.

– Надо подумать, где развеять мой прах, – сказала Дайнека.

– Слава богу, до этого тебе еще далеко.

– Так как насчет Велембовского?

– Что?

– Ты что-нибудь придумаешь? Не позволишь, чтобы он лежал в холодильнике?

– У каждого своя судьба, дочь, – повторил Вячеслав Алексеевич.

– Я не говорила тебе… – Дайнека чуть помолчала, потом продолжила: – Иногда я думаю, что, если бы не побежала за стариком, он остался бы жив.

– Не смей так думать! В том, что он умер, твоей вины нет.

– Потом еще этот Шнырь…

Уловив в ее голосе близкие слезы, Вячеслав Алексеевич сказал:

– Ну, хорошо, хорошо… Я над этим подумаю. Ну, и насчет Шныря. Не оставлять же и его в холодильнике.

– Спасибо, папа! – Дайнека расцеловала отца. – Ты замечательный человек!

– Я это знаю.

Домой они вернулись уставшие и голодные, и пока Дайнека варила вареники, Вячеслав Алексеевич повел Тишотку на улицу. Домой он вернулся с Настей.

Увидев ее, Дайнека застыла в дверях кухни.

– Вкусненьким пахнет! – радостно воскликнула Настя и погладила Вячеслава Алексеевича по спине.

Он сдержанно отстранился и, перед тем как уйти в кабинет, сказал Дайнеке:

– Настя к нам ненадолго.

– Она знает, сколько сейчас времени? – Дайнека намеренно говорила о Насте в третьем лице.

– Знаю, – ответила Настя. – Можешь не волноваться.

– Ты на машине?

– Нет. Приехала на такси.

– Обратно как?

– Вообще-то я рассчитывала переночевать у тебя. Сама понимаешь, уже поздно.

Вячеслав Алексеевич вернулся из кабинета с пачкой купюр.

– Мы вызовем такси. Тебя доставят до места, – сказал он и вручил Насте деньги.

Она обвила его шею руками, встала на цыпочки и приникла к губам. И проделала все это настолько технично, что Вячеслав Алексеевич не успел отреагировать.

– Послушай, – воскликнул он, когда Настя от него отлепилась, – не смей вести себя так! Тем более при моей дочери.

– Она уже взрослая, – заметила Настя.

– Людмила! Вызови такси! – сказал Вячеслав Алексеевич, потом обернулся к Насте: – Если хочешь, чтобы я и впредь помогал тебе, не смей выкидывать таких номеров. Я не люблю тебя и не собираюсь возвращаться. И деньги я тебе дал в последний раз.

– На что я буду жить? – спросила Настя, по-детски надув губки.

– Устройся на работу и живи так, как живут другие одинокие женщины.

– У тебя двойные стандарты! Твоя дочь не работает, а ты ее обеспечиваешь.

– Тебя я тоже обеспечивал. Но ты мне больше не жена. И вот еще что… – Вячеслав Алексеевич покосился на Дайнеку и заговорил тише: – Хотелось бы мне узнать, куда подевались деньги со счета, который я открыл для тебя «на черный день».

– Для меня теперь каждый день – черный! – воскликнула Настя и разрыдалась.

– Это запрещенный прием. Повторяю, я к тебе не вернусь, потому что люблю другую женщину.

– Чего же ты не у нее? – спросила Настя и мстительно улыбнулась: – Тебя выгнали из дому?

Если бы Дайнека могла, она бы своими руками вытолкала Настю из квартиры, чтобы прекратить мучения отца. Дзынькнула эсэмэска, и она громко сказала:

– Папа! Такси приедет через минуту.

– Я тебя провожу. – Вячеслав Алексеевич взял Настю за локоть, предупредив Дайнеку: – Расплачусь за такси, потом покурю на улице.

– А вареники? Они же остынут, – запротестовала она.

– Ничего. Я скоро вернусь.

Дайнека не стала настаивать, сообразив, что отцу нужно время, чтобы прийти в себя. Ему было неловко перед ней за ту сцену, которую устроила Настя.

В который раз Дайнека мысленно спрашивала себя: чем в свое время отца привлекла Настя? Теперь, будучи взрослой женщиной и повидав многое, она сделала вывод, что, с одной стороны, мужчины такие же люди, как женщины, но с другой – они совершенно разные. На ум пришла расхожая фраза о том, что мужчина думает не головой, а…

«Стоп! – приказала себе Дайнека. – В конце концов, он мой отец, а Настя, по счастью, уже не его жена».

В дверь позвонили, и Дайнека открыла ее в уверенности, что вернулся отец. Но это был Вешкин:

– Здорово!

– Ты чего? – удивилась Дайнека.

– А я позвонил Вячеславу Алексеевичу и предупредил, что приеду. – Вешкин потрепал за ухо Тишотку: – Как дела, друг? – И снова обратился к Дайнеке: – Где отец?

– Он вышел покурить.

– Значит, скоро придет.

– Проходи. – Дайнека провела Вешкина в отцовский кабинет и положила перед ним свой телефон: – Последняя запись в диктофоне – мой разговор с Благовестовым. Придет отец – прослушайте вместе.

В прихожей хлопнула дверь, раздались шаги, и в кабинете появился Вячеслав Алексеевич. Увидев Сергея Вешкина, он заметно обрадовался – при нем Дайнека не стала бы говорить про Настю.

Дайнека повторила: