Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

ведя Алису за руку, поздоровался кивком.

– Фёдор, узнал чего?

– Н-ну! – Фёдор самодовольно закурил и обвёл стоящих вокруг возбуждённо блестящими глазами. – Это от Комитета. Тот, седой, председатель. А это тоже… руководство.

– Комитет защиты? – уточнил Эркин.

– А какой же ещё? – хмыкнул Грег.

Остальные закивали. Кивнул и Эркин. О Комитете защиты прав узников и жертв Империи он наслушался ещё в том, первом лагере, но полагал, что комендатура всё-таки главнее. Но когда комендант так перед этим председателем стелется… тут надо хорошо подумать и не ляпать первое, что на язык просится. Болтающаяся на его руке Алиса не мешала ему слушать и разговаривать. А остальные мужчины как бы не замечали её, и она внимательно и молча слушала, крепко держась обеими руками за кулак Эркина.

Из административного корпуса вышел, тоже окружённый людьми, тот высокий, которого Фёдор назвал председателем. Что это такое, Эркин не знал, но понял, что начальство, и решил попробовать подойти поближе, послушать. Фёдор и Грег пошли с ним. Чтобы опять не нарваться на изучающий взгляд, от которого так и тянуло на какую-нибудь выходку, вроде Андреевых, Эркин остановился, одёрнул на Алисе пальто – как это делала Женя – и подошёл после приятелей, держась за их спинами.

Близилось время обеда, и все эти беседующие группы сближались, сходясь к столовой. Седой рассказывал о правилах получения компенсации за дом, что Эркина мало интересовало, и он стал пробиваться к Жене, на её голос.

– Нет, питание очень хорошее, – говорила Женя. – Это не претензия, а пожелание. Хотелось бы фруктов. Только для детей хотя бы.

– Ну да… ну да… – загомонили остальные женщины. – Доктор сказал, фрукты давать… И мне то ж самое… Не встревай, всем говорили… А в город не выйдешь… Выйдешь, да дорого там очень… Вот если бы в киоск завезли… Да и страшно в городе-то… Ну да, а ну как… Мы же в понятиях, для пайков жирно будет… Ну да, и так вона молоко кажный день в пайке… Мы б купили хоть по яблочку…

– Игорь Александрович! – громко позвала одна из приехавших, круглолицая женщина в пальто, явно перешитом из шинели.

– Да, Валерия Леонидовна, – откликнулся Бурлаков, пробиваясь к ней. – Что-нибудь случилось?

– Игорь Александрович, как раз то, о чём и говорили, фрукты, – Валерия Леонидовна поправила волосы. – Ведь деньги у нас есть?

– Есть, – кивнул Бурлаков и стал объяснять людям, всё теснее толпящимся вокруг. – И деньги есть, и закупить возможно, но сегодня воскресенье. И завтра День Благодарения, праздник. Но я постараюсь что-то сделать. Сейчас обед, я свяжусь и попробую это уладить. А после обеда тогда… – он задумался, подбирая слово, – давайте устроим собрание. И там уже ответим на все ваши вопросы.

– На все? – спросил Фёдор.

Бурлаков нашёл его взглядом, улыбнулся.

– На все.

Фёдор хмыкнул и от дальнейших вопросов воздержался.

– Иван Алексеевич, – Бурлаков повернулся к коменданту, – подходящее помещение есть?

– Все в зал не поместятся, – спокойно ответил комендант.

– А семейных отдельно, и холостяков отдельно, – сразу предложил кто-то.

– И мелкоте там делать нечего… Поедут, куда старшие укажут… Им отдельного не надо… – поддержали его.

– Чего ещё?! – в один голос возмутились Сашка с Шуркой. – Мы сами по себе!

– Мы холостяки, – заявил Гошка, прозванный за свой малый рост Горошком.

В свои тринадцать он был чуть выше восьмилетнего, но жил самостоятельно и держался весьма независимо.

– А я семейный, – оттолкнул Горошка Петря. – Две девки малые на руках.

Дружный хохот, вызванный этими заявлениями, поднял над Сейлемскими казармами издавна гнездившихся здесь ворон. Рассмеялся и Бурлаков. Со смехом и шутками решили, что собраний будет всё-таки три. Одинокие, семейные и вся мелкота. Ну, те, кому ещё шестнадцати нет и сами по себе живут. Сразу после обеда и начнут. Холостяки, мелкота, а там и семейные со своими делами управятся. Ну да, и без детворы, чтоб писку лишнего не было.

Открылась дверь столовой, и первая смена рванулась вперёд. В толпе Эркина столкнуло с Тимом. Они переглянулись.

– Фрукты – это хорошо, – сказал Тим.

– Да, если в киоск завезут, здорово будет, – ответил Эркин. – А то… – и, досадуя на себя, что не сообразил выйти в город и купить Алисе и Жене фруктов или ещё чего вкусненького, сердито замолчал.

Женя, шедшая впереди с Алисой, быстро обернулась на его молчание.

– Толкают тебя? – свирепо спросил Эркин.

– Ничего, – успокоительно улыбнулась Женя. – Всё в порядке.

Эркин улыбнулся ей в ответ, быстро прикидывая в уме, сколько у него денег и сколько он может потратить.

В столовой, как всегда, стоял ровный неумолчный гул голосов и звон ложек. Женя поправила Алисе ноги, провела ладонью по её спинке, напоминая, что надо сидеть прямо, и обернулась к Эркину.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего, – он мотнул головой и вздохнул: – Я просто подумал, что мог купить фрукты, когда в город ходил.

– Ничего, – Женя успокаивающим жестом накрыла ладонью его сжатый кулак. – Завезут в киоск, там и купим.

Эркин посмотрел на неё и медленно, словно через силу, улыбнулся. Но Женя видела, что он расстроен, и утешающее погладила его по руке.

– Алиса, допивай и пойдём.

– Ага, – согласилась Алиса и попыталась вытрясти ягоды из стакана прямо в рот, как это делали многие, а ей почему-то не разрешали.

И, конечно, облилась. Так что от умывания никак не отвертеться. И мама рассердилась, и Эрик тоже. Вот не везёт, так не везёт.

Сердито ведя Алису за руку, Женя пошла к выходу, пока Эркин относил их грязную посуду на транспортёр к мойке. А к их столу тем временем наперегонки устремилось уже трое со своими подносами.

Во дворе Эркина окликнул по-английски Чолли.

– Эй, постой, поговорить надо.

Женя кивнула в ответ на взгляд Эркина и ушла умывать и укладывать Алису спать, а Эркин подошёл к Чолли.

– Случилось чего?

Чолли кивнул и достал сигареты, предложил жестом. Эркин так же достал пачку, и они закурили, обменявшись сигаретами.

– В барак идите, – сказал Чолли стоявшей в шаге от них мулатке в рабской одежде, и Эркину: – Мои это. Жена и вот…

Эркин скользнул вежливо-равнодушным взглядом по ней и двум малышам в рабских обносках, крепко держащимся за её юбку. То ли трёхкровки, то ли… а не всё ли равно? Ему-то во всяком случае.

– А третий где? – Эркин вспомнил, что, вроде, он её уже видел, но ещё с младенцем на руках, и у «большой пожарки» Чолли о троих говорил.

– Третьему пайка не надо, – хмыкнул Чолли, – грудной ещё. Я вот о чём. Ты с той пятёркой говорил?

– Расплевались, – усмехнулся Эркин, сразу сообразив, о ком говорит Чолли.