Чужие здесь не ходят - Андрей Посняков

–К тому же наш человек! У «журавлей»,– не преминул вставить Миша.

Да уж, вдовушка давно была «своей»… помогала…

–Житом поделимся,– между тем подсчитывал дед.– Лошадей, скотину… дадим – с отдачей… В этом-то я не сомневаюсь – отдаст. Тут, Мишаня, в другом дело… Подати князю кто за нее платит?

–Раньше – боярин Журавль… А ныне – сама.

–Сама…– Корней Агеич задумался.– Самой-то ей князя об отсрочке просить невместно. Кто она такая-то? Чай, не боярыня…

–Не боярыня…– согласился сотник.– Так я за нее и попрошу. Коль обещался.

–Коль обещался – проси,– воевода махнул рукой.– Слово свое держать надобно. Да и князю лишний раз себя показать – для сотника не худо… А ну-ка, поддайте-ка! А то что-то и впрямь замерзли!

Когда вышли из бани – уже смеркалось, уже накатывалась ночная тьма. Гремя цепями, лаяли за заборами псы, где-то мычали коровы, а вот запели – перекликаясь – петухи…

–От и мой-то петух – так!– припомнил Кондратам Епифаньевич.– Украли, гады… Ну, найду – кто… Ух! Красивый был петух… черный…

Утром явился Велька, с докладом о ходе поисков.

–Прочесали все Чернолесье, господин сотник! С собакой! Никого там нет. Я вот думаю – не ушли ли куда еще девы?

Михайла нахмурился:

–Или – кто увел?

–Думаю – сами,– упрямо набычился Велимудр.– Белых-то на Чернолесье – мало. Первый слой вышел – собрали. Подосиновиков – и тех кот наплакал. Одни лисички да моховики. Это потому, что сухо. У болот надо искать, где сыро. Там нынче грибы – там и девы.

–Хорошо,– сотник кивнул, поднявшись. Прошелся, глянул в окно, на двор, на показавшееся над дальними холмами солнце. Где-то в Ратном закукарекал петух, за ним второй, третий…

Велька тоже прислушался, хмыкнул…

–Ты чего смеешься-то?– резко обернулся Миша.

–Мимо колодца сегодня шел, так бабы из-за петухов ругались… Украли, мол… Да кому их петухи нужны? Чай, не голодный год. За забор выскочили – тут их собака какая – хвать! Или кошка.

–Ну, кошка вряд ли… А какой масти петухи?– сотник вдруг насторожился, пока еще вроде как ни с того ни с сего… но все же…

–Так говорил же – следить за своими птицами надо… А? Про масть не ведаю, господине. Я и не вслушивался-то особо. Так, мимо проходил. А что?

–Да, пустое…

Миша махнул рукой… и все же…

–Продолжайте поиски. Возьмите еще людей, все там болота обшарьте.

–Есть, господин сотник! Разрешите исполнять?

–Да. Впрочем, постой…– сотник задержал рыжего на пороге.– Все ж пошли кого-нибудь узнать – какой масти петухи пропали? Пусть потом ко мне забежит, доложит.

Выпроводив десятника, Миша вновь принялся ходить по горнице. Расстеленный на полу войлок заглушал шаги, отсутствие лавок вдоль стен делало помещение шире, лишь мешали полки на стенах – с посудой, принадлежностями для письма, шкатулками для всякой мелочи. Полки эти сотник шутливо называл – органайзер.

На столе, в деревянном ящичке, виднелась заранее нарезанная береста, рядом лежало писало – для срочных записей. Мали ли что в голову придет, вроде бы, кажется, и не очень-то значимее, да вдруг – пригодится?

Вот и сейчас Михайла остановился, присел в креслице, взял бересту… Нацарапал – «Чрн птх»… Плеснул из стоявшей тут же крынки кваску в большую псевдохохломскую кружку, напился, рассеянно посмотрел в окно… Со двора донеслось бравое:

–Ать-два… ле-вой… ле-вой…

Наставник Макар преподавал строевую…

–Правое плечо вперед… Ать-два… На стрельбище шаг-о-ом… арш! Песни запе-вай!

Миша заслушался. Хорошо пели – душевно! И шаг четко печатали… Все плашки дубовые во дворе повыбили – заново надо мостить. Эх, черт… надо бы строевой плац где-то в другом месте устроить. Хоть сразу за городком, в рябиной рощице… Однако и там придется мостить, да еще полрощицы вырубить. Не дело это! Уж лучше как сейчас – во дворе, здесь.

–В ворота по одному слева… шаго-ом… Арш! Не забываем улыбаться девушкам!

Постояв перед зеркалом – куском полированного серебра, сотник расчесал волосы гребнем, пригладил бородку. Сегодня предстоял обед. Не простой обед – званый. И что с того, что позваны-то были все свои – Костомара, Лана, Добровоя? Все равно, нужно было соответствовать. Тем более – такая вот чисто женская компания…

В те времена женщины к холостым мужчинам вот так запросто в гости не хаживали, тут Миша традиции ломал, и делал это намеренно. Лишний раз показывал всем, как он этих дам ценит. Заодно у самих дев самооценка повышалась. И тут дело не только в гендере было – в социальном статусе тоже. Михайла все же был боярич, а эти все – кто? Да никто, и звать их никак – если по-честному-то! Костомара и Войша просто из свободных крестьянских семей, именуемых гордо – «люди»… Недалеко от смердов ушли. О Лане и говорить нечего – рабыня, нынче – зависимый по договору человек, нанятый работник – рядович. И вот с этими людьми сотник специально встречался в самой непринужденной обстановке.

Лана с Костомарой – особенно последняя – после всего пережитого все же нуждались сейчас в хорошем психотерапевте или по крайней мере – в особой заботе. Что и старался делать Михайла. Что же касаемо Войши… То она явно засиделась в родовой усадьбе Унятиных. Пусть, пусть посидит, поболтает – проветрится.

Памятуя о Костомаре, сотник подошел к полке, взяв яшмовую чернильницу, перо… и лист плотной бумаги с собственной бумажной мельницы.

Уселся за стол, набросал быстро скорописью, как принято было – без знаков препинания и гласных, сокращая слова:

«Артмлкчмхлстнкпкл…»

Артемию Лукичу – Михайла-сотник с поклоном. Послание твое получил, за что и благодарю. Так же благодарю сердечно за помощь. Раньше не мог ответить – дела, извини. И вот еще спрошу. Ты говорил как-то, будто есть у тебя хороший знакомец при князе нашем пресветлом Вячеславе Владимировиче, да продлит Господь годы его жизни.

На самом-то деле, ничего подобного княжий дознаватель Артемий Лукич Ставрогин не говорил – но Миша счел уместным написать именно так. Чтоб не просто с нахрапа, а, мол, как бы сам и сказал…

…и знакомец этот, как ты говорил, по земельным податям сведущ. Так вот спрошу. Не смог бы он поговорить с князем по поводу одной вдовы именем Костомара, свободнорожденной, владелицей наследственной землицы по праву своеземства? Вдова сия сильно пострадала и впала в полное разорение, а потому ныне слезно просит об отсрочке земельной подати на следующий год, лето шесть тысяч шестьсот тридцать девятое от сотворения мира.