Чужие здесь не ходят - Андрей Посняков

Слава богу, в двенадцатом веке таких проблем просто не было. Все общество – за исключением монастырей и части воцерковленного населения крупных городов – жило еще вполне себе патриархальными языческими традициями, лишь тронутыми тоненьким налетом христианства. А язычество ко всему сексуальному относилась вполне себе толерантно. Ну, изнасиловали деву… бывает, случается… Может еще родить? Вот и славно! И замуж еще выйдет, и никто не будет цепляться, тыкать в спину корявыми пальцами да ворчать ханжески – мол, курвища! До всего этого еще… как пешком до солнца.

–Готовить ладью! Ермил… отправь двоих за лошадьми. Пусть скачут по берегу.

–Есть, господин сотник!

Глядя на разбойничью ладью, Миша вдруг вспомнил свою службу на морском сухогрузе: боцмана Петровича, кэпа, Кольку-радиста. Собирались иногда у него в радиорубке, выпивали, выпивали, да, как водится, говорили о работе, о хоккее и – уже потом – о бабах…

–Не понимаю, чего их насиловать-то?– разливая коньяк, искренне недоумевал волосатый «маркони» (так на всех судах именовали радистов).– Вот сойдешь, бывало, на берег – джинсы «Монтана», батничек, магнитофон с «Бони М»! Да все девки твои – сами под ноги валятся.

Ах, Колька, Колька…

Ну да, и такое тоже в Советском Союзе было. Наряду с ханжеством.

Что же касается ситуации нынешней, то хоть в этом плане сотник был спокоен – никто девчонок осуждать не станет. Да они и сами бы не поняли – за что? «Женсовет» уколодца в Ратном косточки, конечно, перемывал всем… Но чтоб осуждать… Не такие уж они были и ханжи! В церковь – да, ходили, батюшку уважали очень… но и старых богов не забывали, украшали священные деревья цветными ленточками, а иногда и приносили в жертву кур… А мало ли? Один Бог – хорошо, а когда много – уж всяко лучше.

Что и говорить… К слову сказать, Лана с Костомарой и вовсе не были обычными девами. Костомара – вполне самостоятельная хозяйка, вдова, почти что боярыня – кто б ей слово поперек сказал? Что же касаемо половчанки, то тут и вообще переживать не о чем…

–Потери?– покусав губу, сотник подозвал Ермила.

–Силантий ранен. Легко – в руку…– юноша со вздохом повернул голову к ладье.– Ну, и эти… Здесь хоронить будем?

–Нет. Грузите в ладью. И пленников… Да,– вдруг вспомнил Миша.– Враги?

–Дюжина убитых, двое – пленных. Остальные разбежались. Нам искать?

–Нет,– сотник махнул рукой.– А раненых?

–На лугу раненых девы добили, друже Михаил,– ратник удивленно развел руками.– Я думал – ты им приказал. Мы их уже и в реку…

Михайла хмыкнул – вот же девки! Ну, не станешь же их винить.

–Добили – и добили. А в реку – хорошо. Все концы… Ладно! Ладью – на воду. В путь.

Спихнув разбойничью ладейку в воду, ратнинцы уселись на весла и поплыли вниз по течению, в сторону киевских земель. Выгрести против течения – просто не хватало гребцов. Да и незачем было. Какая разница, куда сейчас податься? Долго плыть Миша вовсе не собирался. Так, сменить место дислокации… предваряя возможную месть разбежавшихся по кустам лиходеев. Придут в себя, начнут ведь вредить по мелочи… Кого-то и на стрелу возьмут – мало ли? И зачем такое надо?

Гребцы, конечно же, употели – гнать (даже по течению) в столь малом количестве тяжелую двадцативесельную ладью – удовольствие то еще! Тем не менее справлялись, Миша же сам уселся за рулевое весло, направляя судно и стараясь держаться невдалеке от левого берега, густо заросшего брединой, черноталом да ивою.

Время от времени ладейка замедляла ход, Ермил привставал и кричал коростелем… В ответ слышался точно такой же крик. Все в порядке – воины гнали лошадей берегом, трактом – никуда не терялись…

–Здесь!– проплыв с десяток верст, сотник указал на поросшее осокою плесо.– Тут вот, на песочке, и встанем.

Гребцы споро повернули, и все равно – причалили с трудом, слишком уж сильным оказалось течение.

Как высадились, Лана взяла сотника под локоть, отвела в сторону:

–Можно мы с пленниками поговорим? Раньше времени не помрут, я умею.

Хищно покусав губы, половчанка искоса взглянула на Мишу.

–Я знаю,– усмехнулся тот.– Что ж, говорите.

–Мы их тогда за кусточки уволочем…– обрадованно потерла руки дева.

И, уже отойдя, вдруг обернулась, потупила взор:

–Еще хочу попросить, господин. Пусть никто из отроков не идет на крик… Рано им еще. А ты – приходи.

–Вот молодец! Разрешила!– негромко расхохотался Михайла.

–Ой… Я что-то не то сказала… Прости.

–Ладно, проехали… Что спрашивать – знаете?

–Угу…

На ладейке отыскались припасы: лепешки, яблоки, вареные овощи и запеченная, по всей видимости еще вчера, дичь – утки и рябчик. Еще была рыба и пара плетеных баклаг с переваром – самой дешевой и муторной медовухою. Нашлись и дорогие вещи – пояса, цепочки, браслеты… и деньги, разные – ногаты, куны, резаны… Видать, из награбленного.

–Готовьте тризну,– коротко приказал сотник.

В прозрачной воде играло палящее солнце. Порывы ветра качали тростник, играли пожухлой осокой и рогозом. В выцветшем блекло-синем небе поплыли перистые облака.

–Дождь, верно, будет…– прищурился один из ратников – Силантий. Светлоголовый, курносый…

–Может, и будет,– Ермил покачал головой.– А может, и разнесет. Ветер!

–Ну, не такой уж и сильный…

Из-за кустов вдруг раздался крик – крик нестерпимой боли и ужаса! Потом еще… еще… Хоть затыкай уши!

Парни делали вид, что не замечают. Так было приказано. Да и что такого в пытках? Они воины, а не «онижедети». В те времена взрослели рано. И рано познавали чужую кровь.

Вот снова крик… и – резко оборвался…

Не увлеклись бы девчонки – а то помрут пленники рано… и ничего не успеют рассказать. Все ж надо бы самому… Не стоит стараться оставаться «чистеньким»… тем более – сейчас.

Поднявшись, Миша быстро зашагал на крики…

Правда, за кустами его чуть было не вытошнило… То, что висело привязанным к стволу старой осины, нельзя было назвать человеком! Скорее – его останками.

Кажется, это был…

–Мы кастрировали его сразу же,– обернувшись, деловито доложила Лана. Костомара тоже кивнула… Обе девы были обнажены. Разделись, чтоб не заляпать одежду в крови… Зато заляпались сами… Нагие кровавые фурии! Если честно – зрелище еще то!

–Зато второй сразу же разговорился,– с окровавленного ножа, зажатого в руке хищной степной девы, стекали тяжелые рубиновые капли.– Много чего рассказал… пока не умер.

–Так… они все уже…

Сотник понял, что опоздал. Черт! Надо ж было сразу… и лучше бы – самому… или хотя бы присутствовать… Тоже еще – чистюля! Теперь вот получай…