Моя Наша жизнь - Нина Фонштейн

все эти годы, вплоть до его внезапной смерти, и с «Магмой» Юра переписывается до сих пор.

Грег Людковский и Стив Матас

Спад производства машин и оборудования привел к резкому падению спроса на конечную продукции черной металлургии, так что металлургические заводы России стали поставлять на экспорт в Европу и США незавершенный продукт – литые слябы.

Так совпало, что в числе американских потребителей российских слябов были обе фирмы, которые я незадолго перед этим посещала, Inland Steel и LTV, и для оценки уровня металлургической технологии в Россию были направлены Грег Людковский (от Inland Steel) и Стив Матас (от LTV).

Грег тогда был начальником отдела применения в исследовательском центре фирмы, а Матас возглавлял отдел внешних сношений.

По-видимому, их заинтересовали описания моей лаборатории, потому что оба, почти по очереди, на пути в Липецк посетили ЦНИИчермет, посвятив по целому дню знакомству с моей командой.

Был конец лета 1992 года, и не было секрета в том, что экономика России в жутком провале. Уже на длинном пути от проходной коридоры института были завалены оборудованием из освобождаемых комнат или коробками с обувью въезжающих арендаторов.

Комнаты нашей лаборатории выглядели оазисом: оборудование работало, у симпатичных молодых девочек и мальчиков горели глаза, когда они рассказывали о своей работе или будущих планах. Грег явно проник симпатией к моим ребятам и в конце посещения спросил:

– Чем я могу вам помочь?

Я ответила, не задумываясь:

– Контрактами на научно-исследовательские работы.

Вскоре поступило задание от Inland Steel, и уже в конце 1993-го года Олег поехал представлять результаты по контракту. (Мы объединили посещение фирмы Inland Steel с участием в конференции «Малоуглеродистые стали 90-х», куда приняли три доклада: Олега, Ольги Гириной и мой).

Через пару недель в Москву приехал Матас. Прием его в лаборатории был по той же схеме, и к нашему удивлению, в заключение он задал тот же вопрос:

– Чем я могу вам помочь?

Ответ был тот же, однако LTV сразу приняла решение о долгосрочной поддержке, поэтому тему контракта они выбрали практически вечную: мы раз в квартал посылали им на английском языке дайджесты российских публикаций по интересующим их темам. Помню, что сумму они определили в двенадцать тысяч долларов в год, что вначале было больше бюджета всей лаборатории. Позже наш бюджет, наконец, увеличился, но мы не смели просить их пересмотреть эту цифру, хотя контракт действовал еще лет семь, до отъезда Олега.

В 1994-м обе фирмы участвовали в нашей международной конференции. От Inland Steel приехал вице-президент по науке добрейший Бени Дасгупта, которого позже сменил Грег Людковский, остающийся и поныне в этой должности вице-президента многократно выросшей фирмы, которая в конце концов получила название ArcelorMittal. Дасгупта выделил день для посещения лаборатории и в нашем присутствии сказал Грегу:

– Давай брать по одному человеку в год из Нининой лаборатории в наш Исследовательский центр.

Позже во время встречи в Индиане он сказал при мне Грегу:

– Надо держать место для Нины.

Я совершенно точно помню, что у меня и мысли не было об отъезде, но фраза осталась в памяти.

Дача

Мы десятилетиями снимали дачу, чтобы в летние месяцы иметь возможность быть на природе. Сначала снимали как бы для меня, даже в год окончания школы и Международного фестиваля мама сняла дачу в Кратове и в августе не выпускала меня оттуда, чтобы я не попала под дурное влияние иностранцев. Уже через пару лет пришла пора снимать дачу для маленького Миши. Потом с каким-то (не очень большим) перерывом уже надо было снимать дачу для Анечки.

С годами возникло желание иметь какое-то свое загородное прибежище, но дачи росли в цене быстрее, чем наш достаток. Помню, что стоило мне собрать какую-то сумму, похожую на цену дачи в прошлом году, как цены ускакивали в недосягаемый верх.

Как-то в Юрином институте раздавали дачные участки где-то под незнакомым нам Егорьевском, и Юра с радостью записался. В ближайший выходной мы поехали знакомиться с «нашей землей». Машины у нас еще не было, ехать надо было на двух электричках и потом автобусом, пять часов в один конец. Мы доехали до цели, увидели вкопанную табличку с нашим будущим номером дома. Я видела, что Юра, как всегда, готов на подвиг. Но я ему объяснила, что тогда он овдовеет раньше намеченного, и от этой сладкой возможности иметь свою дачу мы отказались и думали, что навсегда.

В 1989-м Миша с Вероникой и маленьким Беней стали участниками авиакатастрофы, но, к счастью, оказались не только в числе живых, но и практически невредимых. Однако страх, что мы могли их потерять, приходил в тяжелых снах почти каждую ночь. Я не знала, чем их порадовать сегодня. Миша ездил на машине, которую купил уже старой, и давно просил помочь получить новые «Жигули».

Я гордилась тем, что, бывая на ВАЗе, никогда ничего для себя не просила, но тут в ближайшую же поездку я написала заявление, получила сначала визу НТЦ (научно-технического центра), и мы вместе с Трендюком (заместителем начальника НТЦ) пошли к Генеральному директору ВАЗа Владимиру Васильевичу Каданникову, с которым я была знакома еще со времен, когда он был начальником прессового производства, а мы с Олегом опробовали штамповку двухфазных сталей. Встретили Каданникова во дворе завода, он куда-то шел, увидел нас, остановился. Трендюк что-то начал объяснять. Говорить что-то хорошее про меня. Каданников его перебил:

– А то я сам не знаю, – взял из его рук мое заявление и, подложив кейз, с которым шел, на поднятое колено, так на коленке и подписал.

Мише предстояло ехать в Тольятти, выбирать и покупать «девятку». (Тоже деталь времени (1989): он перегонял машину из Тольятти в Москву один, без всяких опасений). Миша спешил собрать нужную сумму, готовить свою машину к продаже было долго, и он уговорил нас (всегда умел уговаривать), чтобы мы купили его машину. Юра пошел на водительские курсы и таким образом в пятьдесят лет впервые сел за руль.

Дефицит машин продолжался еще несколько лет, и, получая с ВАЗа машины в качестве оплаты нашего труда, в течение пары лет все сотрудники лаборатории имели возможность приобрести «Жигули». На рынке они стоили как минимум «две цены». То есть, если в пересчете на твердую валюту машина стоила тогда 1200 долларов, покупали ее за 2400.

Как-то в понедельник вернулся с дачи Миша Бобылев, который пришел в нашу лабораторию уже после аспирантуры в МИСиС и какого-то срока работы в другой лаборатории и поэтому