Девушка на качелях - Ричард Адамс

– Естественно, многим может показаться, что волноваться не из-за чего, но мне очень хочется найти способ совершить все как можно скорее.

– А скажите-ка мне, вы собираетесь в свадебное путешествие? – осведомился мистер Стайнберг, пригубив «Реми-Мартен» и медленно покачивая коньяк в бокале.

– Увы, дела не позволят мне уехать надолго. Мне ведь нужно приглядывать за магазином и…

Мистер Стайнберг помолчал, задумчиво кивнул и произнес:

– Не знаю, Алан, придется ли вам по нраву мое предложение. Поверьте, я прекрасно вас понимаю. На первой миссис Стайнберг я женился через три дня после знакомства. Скажите, у вас с Карин есть американские визы?

– Нет, но дело ведь не…

– Что ж, это легко устроить. А предложить я хотел вот что: если вы прилетите в Америку, то уже послезавтра сможете сочетаться браком.

– Я очень признателен вам, Морган, за ваше любезное предложение помощи, но ввиду ряда практических затруднений…

– Погодите, Алан, минуточку… – Он предупреждающе воздел ладонь, снял очки и начал протирать их специальной лиловой салфеткой, извлеченной из пакетика в кармане пиджака; как я заподозрил, это был его излюбленный прием, направленный на то, чтобы предотвращать возражения и отвлекать внимание на себя. Наконец он продолжил: – Вот что я предлагаю. Расставаться вам незачем. У меня есть домик во Флориде, ничего особенного, обычная каркасная постройка. Я унаследовал его несколько лет назад, вот, никак не соберусь продать. Он более или менее обставлен, там живет прислуга, почтенная негритянка, она за ним и присматривает, наводит порядок и все такое прочее. Она была экономкой моей тетушки, я не стал давать ей расчет, поскольку нас обоих устраивает такое положение дел. Только предупреждаю, это не гостиничные апартаменты и даже не курортная зона. Дом стоит не на берегу океана, а в Гейнсвилле – на севере штата, почти в центре. Никаких пляжей, а до Майами миль триста пятьдесят, а то и больше. Если хотите, остановитесь там. Мой старый приятель по колледжу, Джо Меттнер, служит в посольстве США на Гровенор-Сквер. Кстати, мы с ним отобедали всего два дня назад. Почему бы нам не… – Он на миг задумался и спросил: – Завтра утром вы свободны?

– Да, Морган, но, по-моему…

Однако же, как обычно, мистер Стайнберг не знал удержу.

– В общем, так – завтра все надо устроить, потому что в пятницу мне срочно надо в Ри-миддалию по важному делу. Вы бывали в Ри-миддалии, Алан?

– Да, – с заминкой ответил я. – Только давно.

– Помните фрески в доме Ливии? Ну, в том, что на Палатинском холме?

– Да, конечно.

– Они великолепны, правда? – сказал мистер Стайнберг. – Эх! Такая красота. Ну ладно, к делу, Алан. А почему бы нам втроем не заглянуть завтра к Джо? Он устроит вам визы. Разумеется, на ограниченный срок пребывания, но в данных обстоятельствах это не составляет проблемы.

– Очень великодушно с вашей стороны, Морган, но…

– Погодите, Алан, я не договорил. Позвольте мне в качестве свадебного подарка презентовать вам билеты на самолет. А еще я напишу для вас рекомендательное письмо приятелю, Дону Макмахону, который, весьма кстати, занимает пост мирового судьи. Если паспорта у вас с собой и если завтра с утра мы все уладим с визами, то вы вполне сможете вылететь завтра вечером или в пятницу утром, а в субботу Дон сочетает вас браком. Вот это и будет настоящим вкладом Америки в благосостояние британцев.

От этого предложения у меня перехватило дух. Я попытался отыскать подходящую причину для отказа, но так ничего и не обнаружил. Надо же, как раз этим утром я мечтал о fait accompli. И вот он, прямо на блюдечке. Мистер Стайнберг, закусив удила, явно намеревался доказать англичанам, что филадельфийцы тоже кое-что умеют. После всех моих жалоб на судьбу отказ от такого великолепного предложения выглядел бы малодушием и трусостью. Бракосочетание будет вполне законным, и местное общество воспримет его куда лучше, чем заключение брака в английском загсе. «Мы сыграли свадьбу за границей – в Америке, куда нас пригласил один из моих клиентов». А вернуться домой можно через неделю. У меня был счет в лондонском банке, завтра надо будет обзавестись дорожными чеками, а мои кредитные карты действуют и в Америке. Мне невольно вспомнился Мильтон. «Он уехал в деревню; никто из его близких не знал почему. Уехал холостяком, а вернулся женатым человеком».

– А как вам мое предложение, милая барышня? – спросил мистер Стайнберг.

Карин, продолжая сосредоточенно складывать фантики на тарелке – вдвое, вчетверо, в восемь раз, – посмотрела на него. Ее переполняли чувства, но через миг она негромко произнесла:

– Если Алан согласен, то было бы чудесно. Это так мило с вашей стороны.

– Как по-вашему, Тони? – спросил я, чтобы потянуть время.

– По-моему, у вас есть настоящий друг. На вашем месте я бы не отказался.

– Я и не отказываюсь. Морган, благодарю вас.

– Значит, решено, – удовлетворенно произнес мистер Стайнберг. – Я отправлю Дону телеграмму… Нет, лучше ему позвонить. Который час? Без четверти десять, то есть у него без четверти пять… Ну а Ромашке я все-таки протелеграфирую.

– Ромашке?

– Прислуге-негритянке. Скажу, чтобы она подготовилась к вашему приезду. Очень милая женщина.

Центральная Флорида. Местность как Коннемара: наполовину вода, наполовину суша, только без лугов. Невероятная влажность, знойное солнце, все дома затянуты противомоскитной сеткой, от жары спасают только кондиционеры. Изобилие ярких цветов: гибискус, пуансеттии, канны; стены оплетены побегами бугенвиллеи с пурпурной листвой и пергаментными соцветиями, вдоль дороги цветет глициния. Я заметил стайки черно-алых кардиналов, крупнее снегирей, зеленушек и овсянок. По бесчисленным болотам и озерцам бродили белые ибисы, грациозно переставляя длинные красные ноги, а на пнях, торчащих из воды, сидели змеешейки, как бакланы подставляя дневному жару распростертые крылья, будто чудны́е геральдические звери. Вдоль длинных прямых дорог тянулись широкие и глубокие канавы, полные воды: за ними начинались бурые поля, поросшие жесткой травой, среди которой проглядывали участки иссохшего грунта, а там и сям виднелись купы деревьев, увешанных длинными тяжелыми полотнищами испанского мха. Унылая сизая растительность, порождение жары и влажности, почти не шевелилась под ветерком, и, как мне показалось, эта вялая тяжесть накладывала свой отпечаток на все подряд: на речь, на силы, на время и на желание. Интересно, как все это воспринял Педро де Авилес? У испанцев не было ни кондиционеров, ни холодильников – только москиты, испанский мох и всепоглощающая жажда наживы.

И все же, невзирая на жару (в Майами мы вышли из самолета в неосязаемую, упругую завесу зноя), на долгую дорогу и на расстроенные желудки (обычное явление при резкой смене климатических поясов), поездка была нам в радость – она возбуждала и волновала, как и должно быть при посещении незнакомой страны. Чернокожий таксист, встретивший нас в гейнсвиллском аэропорту, был дружелюбен и общителен и, как все таксисты, охотно отвечал на расспросы приезжих. Его весьма обрадовало то, что по какой-то причине мы решили посетить так называемую «другую Флориду». Заявив, что знаком с «судьей Макмахоном», таксист медленно («Наверняка вам интересно посмотреть») повез нас боковыми улочками со старыми деревянными домами, а не по центральным улицам, окаймленным рядами магазинов и баров с электрифицированными вывесками. Садов как таковых не было, но дома прятались в таком буйстве всевозможных деревьев, ползучих растений и кустов, покрытых огромными цветами, что мысль об уходе за настоящим садом даже не приходила в голову. Гейнсвилл – университетский городок; тут и там виднелись ветхие беленые домишки с обшарпанными крылечками и верандами – судя по всему, студенческое жилье. На одном таком доме висел плакат: «Вы приближаетесь к Хижине нищебродов. Сбавьте скорость. Вас всех предупредили».