Хэлло, дорогая - Мишин

двум лазурным домикам, которые были кассой. Вход стоил двенадцать долларов. Дети до трёх лет проходили бесплатно. Инвалиды, участники военных действий с билетами на руках и пенсионеры платили восемь баксов. Тейлор отсчитал деньги и, когда очередь дошла до них, заплатил за всех, потому что было бы странно стоять в этой толкучке и собирать с девушек деньги.

— Ну зачем… — порозовела Стейси и жалко протянула в кулачке банкноты, свёрнутые трубочкой.

— Всё нормально, — небрежно сказал Тейлор. — Пойдёмте, поищем наших. Милли, можешь позвонить сестре?..

В толпе было шумно. В Луна-парк многие приехали издалека. Контингент был самым разным. Отдыхающих — море. И студенты, и школьники, и местные фермерские ребята, и их родители, которые с волнением водили младших детишек по аттракционам, а отцы косились только в сторону лотков с пивом. И какие-то ребята в белых футболках с надписями «Открытые сердца» на спинах — их носили кто просто так, а кто поверх водолазок, рубашек и даже курток, если футболки эти были огромными. Пожилая парочка лакомилась мороженым в вафельных стаканчиках. Ребятишки бегали между людей с воздушными шарами. Кругом пахло сахарной ватой, карамельным попкорном, сладким конским навозом, прелым сеном, песком, морем, солью, людским потом, железом в воздухе, напитавшемся дождём, и металлом от аттракционов. Грохотала громкая музыка. Карусели крутились так и этак, взмывали ввысь, кружились волчком, падали к земле и вздымались в небо. Над всем этим великолепием бессменным жутким оком простиралось чёртово колесо, медленно ворочавшее круг за кругом. Люди подбегали к нему и садились в круглые кабинки без крыши, с облезлыми железными поручнями. Луна-парк обрамляли с двух сторон комната страха и комната смеха с кривыми зеркалами. За ними был пустырь. Глаза у Конни бегали от одной карусели к другой. Она почувствовала себя впервые за эти дни весёлой и живой. И рассмеялась, потянув Стейси-Энн за рукав плаща.

— Смотри, Стейси. Сталкивающиеся машинки! Хочешь со мной?

— Не знаю, — с сомнением сказала она и посмотрела на Тейлора. Он был в паре шагов от них. — Может, не будем разделяться?

— Хорошо. — Конни подошла к ним с Милли. — Ребята. Хотите прокатиться на сталкивающихся машинках?

— Сондра, Карл, Ричи и Оливия подойдут к комнате страха минут через пять, — сказала Милли. — Давай позже.

— Ладно. — Конни мотнула головой. — Пошли, встретим их.

Но через пять минут ребят нигде не было. Не было и через десять. Милли развела руками, запахнув свою куртку.

— Сондра не берёт телефон.

— Вот же чёрт, — ругнулся Тейлор.

— Так и будем здесь стоять? — спросила Конни. — Может, пойдём пока развлечёмся? А объявятся, позвонят.

— Да, логично, — Милли подставила руку, чтобы та дала пять. Конни посмотрела Милли в глаза.

Ты трахалась с моим дядей, дорогуша. Я мыла за тобой ванную на втором этаже. Ты думала, я этого не замечу?

Но она хлопнула по её ладони, потому что знала: не время показывать всё, что думаешь, когда можно придержать коней и потом сделать больнее и хуже. Она не сомневалась, что Милли отплатит за это, просто надо придумать, как и когда. А пока — держи пять, Милли Кэрриган.

«И я надеюсь, тебе понравилось скакать на моём дядюшке, похотливая сука».

— Ты хотела на машинки, — напомнил Тейлор.

— М-м-м, — Конни поморщилась. — Что-то отпало всё желание.

— Давайте пока просто пройдёмся, — предложила Милли. — Посмотрим, что к чему.

И они пошли. Милли Кэрриган повела их за собой, совершенно не представляя, что словно зачарованная шла именно туда, куда идти было нельзя.

4

Хэл долго наблюдал за Джой и пришёл к забавному выводу, что она по иронии была словно плохая копия с образа Конни. Сами посудите.

Обе — похожей комплекции. Но Джой — худосочная, а не худая, и в этом разницы столько же, сколько разницы в шницеле на кости и просто собачьем мосле. У неё каштановые волосы, и у Конни каштановые волосы. Но у Конни они по-лисьи переливаются на свету, уложены самой природой локон к локону. Не такие пушистые, не такие проволочно-колючие, одним словом — мягкие, даже с виду как облако. Чёлка у Конни лежит вдоль скул до шеи. Хэл представлял себе, что отводит её рукой от лица, и сгорал изнутри. Чёлка у Джой торчала, как вихор у утёнка Дональда из мультиков Диснея. Со спины, возможно, он мог бы спутать их в сумерках, но потом сходство исчезало. Так же глупо было бы сравнивать овцу и косулю. Хэл не считал себя глупцом.

Он долго скучал напротив лотка «Открытых сердец», одного из двенадцати на этой ярмарке ужасов, где его трясло от одной только бухающей музыки. Она отдавалась вибрацией прямо в сердце, и Хэл чувствовал, что с ней пробуждается что-то тёмное и недоброе в его теле. Вместе с музыкой вибрировала почва под ногами. Работа десятков аттракционов и вопли людей раздражали. Всё стонало, шумело, рыгало, звенело, кричало, скрежетало. Кто-то блевал в кустах, переев сахарной ваты. Толстый белый бульдог мочился на провода надувного бассейна, где давление в камерах поддерживалось мощными насосами. По бассейну, как хомяки в пузырях, бегали дети и те, кто был легче ста десяти фунтов. Молодёжь пила коктейли и пиво на пляже, собирались на каменисто-песчаной отмели. Запускали фейерверки, гаснущие на подлёте к небу, и плоские ракетницы, шлёпавшие по волнам. Хэл знал, что эти суки будут совокупляться на песке после того, как грязный Луна-парк прекратит работать. Как жалко, что он должен будет уехать до этого. Он хотел бы выместить на них свою злость, накипевшую в потяжелевших мышцах рук. Вместо этого сидел на скамейке напротив Джой и безразлично наблюдал за ней и другими ребятами из «Сердец».

Джой сначала кокетничала с ним. Затем просто отвлекалась, чтобы помахать раз-другой. Когда спустя два часа после обеда, который состоял из стаканчика с лимонадом и пластиковой на вкус сосиски с крахмальной морковью, её захлестнула работа и обступили покупатели, она потеряла Хэла из виду. Был-был — и пропал, будто его не было.

Хэл устремился восточнее маяка и вытер рот рукавом куртки. В основании его затылка поселилась какая-то тварь. Она иглой впилась в его мозг, постоянно сверлила там, шептала:

«Она не приедет. Не надейся. А если приедет, как ты найдёшь её? Здесь, в этом муравейнике?».

Хэл обычно старался не посещать такие места. Он не любил большое скопление людей и сейчас набычился. Любой, кто попадался на его пути, стремился оттуда убраться. Хэл казался проблемой. Люди избегали проблем.

Он бродил по Луна-парку без особой цели сорок минут или больше. Уже вечерело. А что, если эти сосунки вообще передумали сюда