Верну любовь. С гарантией - Наталья Костина

— Очень модно сейчас. И художник очень известный. Ирина Фомина. Недавно ее выставка была в кукольном театре, я зашел и был, можно сказать, совершенно очарован ее работами. Заказал ей Наташкин портрет, и вот…

— Это действительно подарок так подарок, — сказала Наталья, нежно целуя мужа. — От души. Не то что шуба какая-то!

— Давайте теперь обратно, — скомандовал польщенный Антон Борисович. — Сейчас еще кофе пить будем!

— Кофе — это очень вовремя… — В голове у Коли Банникова слегка шумело от выпитого, в желудке уютно разместилось съеденное. Он блаженно вытянул под столом ноги. И вдруг отдернул их, словно обжегшись. Ему показалось, что по ноге у него внезапно проползла… Змея?..

— А это что?! — растерянно спросил он.

Из-под длинной скатерти не спеша вышло нечто невообразимое, на ходу изогнуло крючком длинный, как хлыст, совершенно голый хвост и требовательным скрипучим голосом сказало:

— М-м-яу!

— Ни фига себе! Это… что?!

— Стригучий лишай, — ответил пораженный капитан Лысенко. — Собственной персоной. В самом деле, это что… кот? Или что это такое?

— Кот, — подтвердила Наталья. — Это наш любимый Финечка. Афиноген его полное имя.

— Наташ, я просто афиногеваю от тебя! У вас все не как у людей! Портреты! Коты! Это где ж ты такую красоту взяла?

— Отстали вы, ребята, от жизни, вот что я вам скажу, — грустно констатировала Наталья Антипенко. — Это сейчас самая модная порода. Донской сфинкс называется.

— Какой же он донской? Он же явно чернобыльский! И что это с ним случилось? Шерсть-то у него где? Долго в шкафу спал, что ли? Молью побило?

— Шерсти ему не положено. Чем меньше шерсти, тем лучше. Это вам не персюк какой-нибудь лохматый и тупой, как муфта. Он у нас интеллектуал. Все понимает, только что не говорит. И людей прекрасно чувствует. К плохому человеку ни за что не пойдет. И вообще… он у меня самый умный, самый красивый… самый любимый… Иди сюда, мальчик ты мой дорогой!

Но кот пошевелил огромными, как локаторы, ушами, дернул хвостом, гордо прошествовал мимо всех и вспрыгнул на колени Кати Скрипковской.

— Ой! — вскрикнула она от неожиданности и робко погладила экзотическое животное. — Ой, он… горячий! Он не заболел?

— У него температура тела выше сорока градусов, — пояснила Наталья. — Это чтобы без шерсти не мерзнуть. И все равно он мерзнет, конечно. Все время на батарее спит.

— Какой он приятный на ощупь! — восхитилась Катя, осторожно гладя кота кончиками пальцев. — Прямо бархат какой-то! И в складочку весь… Ой, он меня лизнул!

Кот, громко мурлыча, совсем как обыкновенный дворовый Васька, довольно терся о ее руки.

— Обычно он к чужим не идет, — озадаченно заметила Наталья, наблюдая картину полного кошачьего экстаза. — Финя, Финечка! Иди к мамочке! — позвала она кота.

Но тот только слегка муркнул, демонстративно свернулся клубочком и закрыл глаза.

— Вот подлец! — обиделась Наталья. — Задницей ко мне повернулся! Неблагодарное животное. Мужик мужиком. Как увидел красивую молодую девушку, тут же залез на колени и разлегся!

— Лысенко, тебе такого кота нужно на родовом гербе изобразить!

Катя осторожно подняла свитер и накрыла им засыпающего сфинкса. Кот благодарно привалился к ее теплому животу, завозился, устраиваясь поудобнее, и затих.

— Честно говоря, я ужасно рада, что он так сразу к Кате пошел. Он вообще недоверчивый. Тортик к кофе подавать?

— Подавать, подавать, — забеспокоился Лысенко. — Как же мы без тортика?

— Да, вовремя вспомнила. С обувью ведь большая проблема. Обувь-то моя ей не подходит!

— Да? — озадачился Лысенко, осторожно слизывая крем с ножа. — А почему?

— Потому что у меня 37 размер, а у нее 38.

— Ну и что? На размер всего-то.

— Ты меня внимательно слушал? Это если бы наоборот было: у меня — 38, а у нее — 37, то ватки бы подложили. А так не получится. Вот, у меня список, какую обувь желательно приобрести. Завтра идите и присмотрите. Да перестань ты крем слизывать, тебе что, торта мало?

— Торта много не бывает, — ответствовал Лысенко. — Смотри, вот к коробочке прилипло. Ты же, буржуйка, все равно добро выкинешь, облизывать не станешь?

— Я вообще сладкого не ем, — обиделась хозяйка. — А не потому, что буржуйка.

* * *

— Да чего ты так, Катерина, расстроилась? — недоумевал Лысенко. — Женщина радоваться должна, когда ей обновки идут покупать, а у тебя такой вид, как будто на похороны собралась. Кстати, не понимаю, каким образом мы с Колькой опять у тебя оказались? Заколдованное место какое-то, ей-богу! Поехали по домам, а проснулись у Скрипковской.

— У тебя снова денег на такси не было, — мрачно заметил Банников.

— Так праздники же, — пояснил Лысенко. — Откуда им взяться, деньгам-то?

— У меня тоже, — вздохнула Катерина, — денег совсем мало осталось…

Лысенко просек проблему, что называется, с лёту:

— Так вот почему ты такая кислая сидишь! Ладно, не горюй, на обувку мы тебе с Колькой бабок налипуем[1]. Ну, я это… знал, что все равно понадобится, и сразу оформил… — Лысенко смущенно, насколько он вообще мог быть смущен, полез в карман и выложил на стол нечто, завернутое в газету. — Вот.

Банников крякнул, а лейтенант Скрипковская заерзала на табурете.

— У меня сапоги хорошие, новые, — зачем-то пояснила она. — Очень удобные. В них целый день ходить можно, и ноги не устают. Не знаю, почему они Наталье Леонидовне…

— Эх, Катерина, Катерина! Наташка с тобой сколько провозилась, а ты так ничего и не поняла! Не то хорошо, что удобно, и не то удобно, что красиво! Купим тебе сейчас недорого…

— Экономный ты наш! — похвалил друга Банников.

— Попрошу без ехидства! Да, экономный! И из этих денег, заметь, копейки не взял. Значит, еще и честный. Кстати, Катерина, ты, пожалуйста, нас «товарищ майор» и «товарищ капитан» не называй. Неудобно. Просто Игорь и Коля. Представь, что мы твои… э… близкие друзья.

— Куда уж ближе, — заметил невозмутимый Банников, — если вторую ночь у тебя ночуем.

— Не бойся, мы никому не скажем! — заверил ее Лысенко. — Твоя репутация не пострадает.

— Ах так? — не растерялась Катя. — Значит, вы никому не скажете? Огромное вам спасибо. Значит, и я не скажу, что вы тут вдвоем с… Колей провели две ночи в одной постели… Игорь!

— Ты смотри! — удивился Лысенко. — Что делается! На ходу подметки рвет! Наташкина школа.