Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 - Иван Сергеевич Шмелев

Коротко: видела я «Степное чудо»!!28

А ты? Ты бил меня! Ужасно было больно. Проснулась с болью в том месте. И вот и днем все больно. Что это? Хочу спросить тебя я только, Ваня: написал ли бы ты _т_е_п_е_р_ь_ так же твое «Степное чудо»? Тот ли ты, что и тогда?

И «Свечку» бы написал? Или… (страшно подумать)… нет?

Я в ночи поклонилась твоему «Степному чуду» и… всему, тогдашнему. Ответь мне коротко (не мучай глазик): «написал бы», «не написал бы». Я… Ваня… смертельно мучаюсь душой и сердцем.

Не знаю, что-то будет…

Зачем казнишь меня? Пиши. Не надо уставать, а только хоть одно словечко, хоть «2 строчки»! А я так ждала твоих ответов на мои 3 exprès. Ты не хочешь ответить? Или после?

[На полях: ] Целую тебя нежно и отчего-то плачу. Оля

Писем от тебя нет.

45

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

24/25.XI.41

Милый мой глазочек,

Как ты себя чувствуешь? Мне очень все время тоскливо. Ты не пишешь, — не знаю «наказываешь» меня (но за что же?) или глаз не позволяет. Не знаю, получил ли ты наконец мои письма. Можешь ли _с_а_м_ читать мои? Я буду писать так, чтобы тебе их кто-нибудь мог и посторонний прочитать. Потому не удивляйся, что на «Вы» и т. д.

Я не хочу, чтобы ты утруждал себя чтением, и хоть один лишний день дальше бы из-за этого страдал. Я страшно о тебе тоскую.

Почему ты мне не веришь?

Если бы верил, то не страдал бы теми мыслями, которые ты себе выдумываешь. Так, как тебя, я _н_и_к_о_г_о_ не любила. И… даже 10 л. тому. Нет. И тогда не любила _т_а_к, хоть и думала, что сильнее — нельзя.

Целую тебя, люблю и молюсь. Твоя Оля

46

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

25. XI.41 12 ч. ночи / 26.XI

Дорогой Иван Сергеевич!129

Очень удручена Вашей болезнью глаза. Как Вы себя чувствуете? От Вас давно нет писем. Будьте же так добры, попросите того, кто вам прочтет это мое письмо, черкнуть мне хоть 2 слова, о Вашем здоровье.

Представляю себе, как томительно Вам… Часто мысленно с Вами. Если Вам это доставит хоть какое-то развлечение, — то буду писать Вам очень часто. Придется уж злоупотребить любезностью того, кто их прочтет.

Я с радостью бы навестила Вас, почитала Вам, отвлекла бы Вас от грустных мыслей.

Ужасно, что вам вреден свет, чтение и т. п. Чем же и день-то наполнить?! Ну, верю, что скоро пройдет! Не падайте духом!

Перечитываю Ваше последнее письмо… и все открываю новое и новое. Я не поняла всего сначала. О сестре Сережи130 Вы не совсем верно думаете. Она все дни, и «ноябрьские», — в думах о своем далеком. Она очень страдает все это время. Я это хорошо знаю.

Я читаю и перечитываю ваши книги. «Солнце мертвых» принимаю совсем особенно. «Про одну старуху», «Степное чудо» я несколько раз уже и раньше читала. Обожаю эти книги. А «Няня из Москвы» какая прелесть, а «Свет Разума»? Я бываю прямо «восхИщена», когда читаю Ваше. Теперь Вы вероятно из-за болезни не будете долго писать «Пути Небесные». Как это жаль! Молюсь, чтобы Вы скорее выздоровели! Черкните же мне, что с Вами! И можете ли читать мои письма сами? В последнем Вашем письме Вы сообщили, что газету не можете читать сами. Как мне больно за Вас! Я все время провожу в том, что пытаюсь утешить Сережину сестру, но плохо это удается. Она совсем издергалась. В субботу собираюсь поехать в Утрехт. Будут готовы «глаза». От М[арины] К[вартировой] мне все еще нет ни строчки. Я просила ее еще 28-го окт., и все не отвечает. От одной моей маленькой приятельницы (моя бывшая воспитанница131) я знаю, что за это время запретили посылать фото из Берлина. Неужели это верно?! Была бы тогда непростительна такая неисполнительность со стороны М[арины]. Вы ей писали?

Дорогой Иван Сергеевич, ради Бога, лечитесь, исполняйте все, что скажет доктор, берегитесь! И… обязательно черкните, или попросите кого-нибудь написать мне о ходе Вашей болезни.

Сообщите, когда сможете сами читать мои письма. Я напишу тогда больше и кое-какие «рассказы». Я ничего писать не могу, хотя в душе очень много разных тем. За последние дни опять пошла серия мигреней, давно было прошедших. В Берлине я часто ими мучилась. И вот теперь опять, хотя еще терпимо, могу переносить на ногах.

Погода почти весенняя эти 2 дня. Сейчас пошел дождь, теплый, как в апреле. Ну, всего Вам доброго! Будьте здоровы! Господь да хранит Вас! С самым душевным приветом, искренне Ваша О. С.

47

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

26. XI.41

1 ч. дня

Светлая моя церкОвка, только что из центра Paris. Достал для тебя Тютчева — получишь. И — еще что-то. Это — не хмурься! — для твоей «душки». Только бы дошли. На мой случайный вкус — «Apres l’ondie» — «после ливня». Ты знаешь — я люблю ливни и давал не раз: в «Истории любовной», в «Богомолье», в «На пеньках». И все — по-разному. Так вот, это после моего «ливня»… писем. Но он не прекратился: сердце все занято тобой, — надо же ему умыться! Сразу всего нельзя послать, т. к. у меня есть еще «L’heure bleue» и «Muguet» — ландыш. Любимой тобой марки. Не смей гневаться глу-пенькая моя, голубочка. Мне это маленькая радость. Вышлю в другой посылке. И это, в сущности, — «твоя от твоих», мне давно ничего не стоит. Еще попробую — и тоже на Сережу, — маленькую баночку чудесного меду, с полей Sent-Genevieve des Paris, с русской пасеки, чистейший! и какой же душистый — ну, прямо, ты! Я тебя пью с вечерним чаем. Ро-зы! Твои щечки, бледненькие. И еще — селюкрин. Непременно ешь, с перерывом после каждой коробки в 5–6 дней. Увидишь, как окрепнешь. Для твоей работы! Спал чудесно. И, засыпая, так нежно, до истаивания сердца, — все о тебе, все о тебе! Твой глупый Ваня

[На полях: ] Я — в «норме» — и никаких болей!

Очень есть хочу, — пирую — курицу прислали.

48

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

26. XI.41

3 ч. дня

Видишь, Олечек, я хочу тебе переслать по возможности все «тона» Guerlain’a, чтобы ты могла выбрать для себя лучшее, — ты, капризна. Есть у них: coque d’or, sous le vent. Vega. Vol de nuit. Jasmin. Shalimar. Djedi. L’heure bleu (есть уже у меня),