Самое ценное в жизни - Татьяна Герцик

Она заледенела, не в силах пошевелиться, лишь недоверчиво глядя на него. Потом опомнилась и опрометью бросилась наверх, рискуя оступиться на винтовой лестнице и сломать себе шею.

В холодной мастерской на самом деле царила мертвящая пустота. Оглушительная, как на сельском кладбище, тишина рвала барабанные перепонки. Ее накрыло ледяное отчаяние. Так вот он какой на самом деле! А она-то, дурында, считала, что те слова, что он ей постоянно говорил – правда! А это такая же сладенькая ложь, как и та, которой в свое время ее обольстил Анатолий. Какая же она наивная идиотка! Второй раз наступила на те же самые грабли!

Вся любовь Владимира оказалась красивой сказочкой. И не она ли ее сочинила? Почему она постоянно принимает желаемое за действительное? Снова провела глазами по пустым стенам. До боли было жаль своих картин. Она прижала руку к болезненно заплескавшемуся, как тряпка, сердцу, и медленно спустилась вниз.

Владимир стоял у лестницы и презрительно следил за ней стальными глазами. Увидев, что она смертельно бледна, встрепенулся, сделал неуверенный шаг вперед и протянул руки, чтобы поддержать. Она стремительно отпрянула и гневно произнесла, глядя ему прямо в лицо измученными больными глазами:

– Да, ты прав! Мне здесь делать нечего! Ты никогда меня не любил, хотя и болтал много о любви! Любовь – это доверие! Без доверия не бывает любви, или это вовсе не любовь, а примитивная похоть, которая, кстати, быстро проходит! Это я, глупая, влюбилась в тебя в день первой же встречи! И верила тебе! Когда из раза в раз линия была занята, я не думала, что ты специально снимаешь трубку, чтобы без помех покувыркаться с очередной подружкой на моей постели! Я сделала всё, что могла, чтобы связаться с тобой! А что сделал ты? Тебе вовсе не нужна моя любовь, ты ее в сарай выбросил вместе с моими картинами! – Сверкнула лихорадочно заблестевшими глазами и безнадежно повторила: – Я немедленно ухожу, мне здесь делать нечего, в этом ты абсолютно прав! Не ищи меня и прощения не проси – я тебе больше никогда не поверю!

Он озадаченно нахмурился, пытаясь осознать услышанное, но упрямо пробормотал, желая оставить последнее слово за собой:

– Что, очередная демонстрация псевдоправоты? Не оправдывалась бы лучше! Всё равно не поверю! И где это ты собираешься околачиваться четыре часа до автобуса? У тебя в селе друзей нет!

Она молча оделась и вышла, упорно глядя в сторону, не в состоянии выслушивать очередные оскорбления. Владимир задумчиво смотрел ей вслед, понемножку отходя и начиная сомневаться в своих грубых словах.

Татьяна дошла до машины, машинально отметив, что оставила ее гораздо дальше, чем показалось в темноте. Включила зажигание, и мотор мгновенно басовито заурчал, что подействовало как хорошее лекарство. Вывела Пежо на дорогу и хотела гнать к городу, но живот снова дал о себе знать резкой короткой схваткой.

Она остановилась, раздумывая, что делать. Надо выпить но-шпу, и спазмы пройдут. Она пошарила в дорожной аптечке. В коробке такого лекарства не оказалось. Она подумала о поселковой аптеке, но тут же отказалась от этой мысли. Хватит с нее деревенских сплетен!

Мимо, не обратив внимания на стоявшую на обочине дорогую иномарку с тонированными стеклами, пронесся УАЗик с Владимиром за рулем. Татьяна решительно развернула машину обратно. Надо выпить таблетки и собрать вещи. И уехать, как и было велено. Выгнал – значит выгнал. Не нужна стала, как старая расшатанная табуретка. Ну что ж, больше она ничего объяснять ему не будет. Да и что тут раздумывать? Всё уже решено за нее. Обвинили, судили и приговорили к изгнанию из недолгого рая. Что ж, она не собирается навязываться или униженно вымаливать прощения. Она пережила уже однажды жестокое разочарование в своей жизни, переживет и сейчас.

Вернулась, открыла дверь коттеджа своим ключом, который так и не выложила из кармана. Первым делом прошла на кухню, достала из аптечки две таблетки но-шпы и выпила, запив кипяченой водой. Посмотрела на оставшийся завтрак, но желудок тотчас протестующе забурлил. Пожав плечами, решила ничего не есть, и занялась очередным переездом.

Вытащила из кладовки две больших клеенчатых сумки, с которыми приехала весной, и, сумрачно усмехаясь над собственной доверчивой глупостью, из-за которой и попала в эту историю, стала укладывать одежду, радуясь, что вещей привезла немного. С трудом вытащила во двор набитые доверху сумки и запихнула их в багажник. Посмотрела на ключ, понапрасну суливший столько надежд, медленно положила его на столик в прихожей и захлопнула за собой дверь, содрогнувшись от безнадежности.

Подогнала машину к сараю, широко распахнула покривившиеся двери, заглянула в полутемное помещение и чуть не заплакала навзрыд. На полу виднелись лужицы в тех местах, где протекала прохудившаяся кровля. Холсты, дорогие ей, как дети, россыпью валялись на грязном глинистом полу, заброшенные сюда безжалостной рукой. В углу неопрятной кучей были небрежно свалены мольберт и краски.

Что же он наделал! Как можно было так поступить с ее творениями, в которые вложена часть ее души? Ну, разозлился на нее, но картины-то причем?

Ответ пришел сам собой – хотел сделать ей как можно больнее, и знал, как. Что ж, это ему удалось.

Не обращая внимания на текущие по щекам горячие слезы, аккуратно свернула влажные от сырости холсты, надеясь, что краска не осыплется. Напрягшись, с трудом сложила тяжеленный мольберт, с состраданием слушая жалующийся скрип заржавевших петель.

Опустила заднее сиденье и старательно уложила всё в машину, набив ее почти доверху. Надеясь, что ГИБДД не станет проверять ее при въезде в город, хотела сесть в машину, но что-то потянуло ее к дому. Полными слез глазами окинула коттедж, стараясь запомнить его до последней черточки. Жаль, что он не стал ей родным домом, здесь было так хорошо…

Тихо прошептав одними губами «Прощай!», села за руль машины, решительно нажала на сцепление и вывернула руль. Мощный автомобиль легко сорвался с места и понесся по ровной дороге. Изгнание из недолгого рая состоялось.

Температура поднялась до плюс пяти, снег растаял, шоссе чернело добротным асфальтом, видимость тоже была отличной. Выжимая из Пежо скорость под сто двадцать километров в час, Татьяна добралась до города вдвое быстрее, чем вчера. Притормозив у своего дома, уныло подумала, что это то место, откуда ее никто не выгонит. Можно ли назвать это возвращением на круги своя?

Сквозь тоску и отчаяние упорно пробивались ростки едкого самоунижения. Ну что, доигралась? Любви ей захотелось, наивной дурочке. Ну что же, получила этой самой любви по полной программе, остается надеяться, что полученного урока хватит на всю оставшуюся жизнь. Больше она в подобную ловушку никогда не попадется. У нее есть ее творчество, а картины вполне способны заменить детей, если отдавать им всю себя.

С ужасом подумала о новом перетаскивании тяжестей. Может, кого-нибудь нанять? Она вышла из машины и посмотрела по сторонам. На ее счастье, у дома гулял с собакой Виктор Платонович, приятный немолодой сосед из квартиры напротив. Устало поздоровавшись, она попросила его помочь занести вещи, пообещав заплатить. Он легко согласился помочь, но от денег отказался.