Уведу родного мужа - Мария Ветрова

Ниночкины слезы опять высохли:

— Какого еще Федорова? Не знаю я никакого Федорова и в консерватории не была ни разу в жизни!! Ты что?!

— И в эту пятницу после одиннадцати вечера тоже? — уточнила я язвительным голосом. — И ни с кем там не встречалась, и… и сигарету при этом не курила?!

В Ниночкиных глазах мелькнул страх. Но, к сожалению, вовсе не от того, что ее с кем-то спутали. Судя по всему, она уверилась окончательно в своем предположении о том, что нам, во всяком случае мне, необходим психиатр.

— Успокойся, Лизочка, — пролепетала она, — честное слово, клянусь тебе чем хочешь, бедной Любочке что-то привиделось… Мама ни за что бы меня в такую поздноту не выпустила на улицу, она меня после девяти вечера вообще никуда не пускает, даже к соседке!.. Да и зачем мне консерватория? Сама подумай, зачем? Я «Битлз» люблю… Лизочка, тебе и правда уж лучше бы домой пойти, ты столько пережила, устала, наверное…

— Вот что. — Ларка ожила так внезапно, что мы с Ниночкой обе вздрогнули. Особенно вздрогнула я, потому что, повернувшись к своей подруге, я еще и наткнулась на ее взгляд, преисполненный такого возмущения и даже злости, что тут же забыла, что именно хотела сказать Ниночке в ответ на ее лепет. — Вот что, — повторила Лариска железным голосом, совершенно не сочетающимся с ее болезненным видом. — Немедленно оставь ее в покое, поняла?! Можно подумать, что на весь наш благословенный городишко один-единственный серебристый «опель» и всего два итальянских костюма… Отвяжись от нее!..

Последнее она буквально уже выкрикнула. И, честное слово, это был первый случай за всю историю нашей дружбы, когда Лариса так со мной разговаривала… Конечно, я могла бы возразить ей, сказав, что не одна Любочка, а целых две свидетельницы способны подтвердить, что «опель» был именно Вилькин, что обе совершенно идентично описали внешность его собеседницы. И что одна из них еще и видела за рулем именно нашего с Танькой мужа, а не кого-нибудь другого. Но обида, вспыхнувшая в моей душе в ответ на этот совершенно незаслуженный тон, заставила меня молчать. Я почему-то, почувствовав приближение неожиданных слез, выскочила из редакции, вместо того чтобы взять себя в руки и продолжить начатый разговор.

«Ни за что не позвоню ей первая, — думала я, хлопая дверью особняка. — Ни за что! Раз ей эта дурочка дороже меня, вот пусть сама с ней и нянчится…»

Кто бы мог подумать, что Ларка такая ханжа! Ведь она больше всех не любила Ниночку… Нет, как вам это нравится? Плюнуть на нашу многолетнюю верную дружбу ради этой… этой…

Очевидно, последнюю фразу я произнесла вслух, потому что Фрэд, терпеливо поджидавший меня на крыльце особняка, сразу спросил:

— Что случилось, Лизочка? Тебя кто-то обидел? — Весь его вид столь красноречиво свидетельствовал о немедленном желании и боевой готовности отстаивать мою честь, что у меня в душе снова что-то попыталось запеть… Я сделала вид, что ничего не произошло. И довольно сухо бросила:

— Ты уверен, что тебя касаются мои личные обиды?

— Да! — кивнул телохранитель. — Тем более что в нынешних обстоятельствах решать самостоятельно, что именно у тебя личное, а что — нет, опасно для твоей жизни… Так что выкладывай!

Пока мы садились в машину, я обдумывала слова Федора Степановича и решала: рассказывать или нет ему про Ниночку? Ведь если я это сделаю, придется признаваться и насчет похода к Вилькиной секретарше… А тогда мое стремление первой встретиться с нашим мужем наверняка обречено на неудачу. Нельзя забывать, кто именно Фрэд на самом деле!

С другой стороны, я совершенно не представляла, что мне делать дальше, особенно учитывая то, что Фрэд снова начал за мной повсюду таскаться и вряд ли у меня есть хотя бы один-единственный шанс от него увильнуть.

Разумеется, мои внутренние колебания не ускользнули от внимания телохранителя, и теперь весь его вид выражал ожидание, когда же я наконец заговорю и поделюсь своими обидами. А поскольку делать это я не спешила, он снова заговорил сам.

— Ты забываешь, — тихо сказал проницательный Фрэд, — что Вилька мой самый близкий и самый давний друг… Думаешь, мне самому не хочется отыскать его раньше остальных, чтобы посмотреть ему в глаза?.. Да, я представляю здесь организацию, но служба — службой, а дружба — дружбой, и кто сказал, что первое важнее второго?..

— Откуда ты… Как ты догадался?! — Моему изумлению не было предела.

— Что ты вознамерилась отыскать Вильку раньше всех? — усмехнулся он. — Не бойся, я не ясновидящий, просто я… ну, я сужу о тебе по себе… Я же вижу, как ты к нему относишься…

На этом месте телохранитель почему-то загрустил и отвел глаза.

— Как? — поинтересовалась я, с трудом сдерживая желание улыбнуться — такой красноречивый был у Фрэда вид. Неужели он действительно в меня влюбился и его навязчивость продиктована совсем не служебным рвением?

То, что до этого негромко пело в моей душе, начало исполнять настоящую арию.

— Ясное дело как, — мрачно пробормотал он. — За версту видно, что коли так переживаешь, значит, любишь… И это после всего, что он с тобой отчебучил…

Фрэд прерывисто вздохнул и отвернулся, а я наконец не выдержала и расхохоталась. Не то чтобы он сказал что-нибудь смешное, а от радости, которая в последнее время стала такой редкой гостьей.

— Все-таки мужчины — страшно испорченный народ! — выдала я на вопрошающий взгляд Фрэда. — Ну почему любое проявление человечности вы всегда трактуете однозначно?.. Вот ты сам только что сказал, что хочешь первым посмотреть Вильке в глаза, но это же не значит, что ты в него влюблен?!

— У меня нормальная ориентация! — вспыхнул телохранитель. — Нашла, тоже мне, с кем сравниваться… Я его как друга люблю!

— А мне, значит, по-твоему, чувство дружбы не свойственно?!

Фрэд посмотрел на меня с сомнением и ничего не сказал.

— Ладно, — сдалась я, — чтобы ты не сомневался, так и быть, расскажу тебе последний секрет, который находится у меня за душой… Честное слово, последний!

И я рассказала ему про поход к Эльвире.

Поразительно, как молниеносно мой телохранитель переключался с личного! Едва я начала говорить, как от его огорченного вида и следа не осталось, а в глазах вспыхнул огонек. И разумеется, вопросы, уточняющие буквально каждую деталь моего повествования, посыпались тут же — как горох из дырявого мешка. Жалеть о том, что я дала волю своему болтливому языку, было поздно, да и некогда.

— Едем, — сказал Фрэд и завел «москвичонок».

— К Эльвире? — на всякий случай уточнила я, нисколько не сомневаясь в ответе.

— Нет! — в очередной раз удивил меня телохранитель. — В больницу к вашей Вышинской. Сегодня утром ей сделали электрошок, и она пришла в себя…

— Откуда ты знаешь? — поразилась я. — На тебя что, курьер какой-нибудь из местных фээсбэшников работает или все-таки ты ясновидец? Ты ж меня все это время на крыльце ждал!