Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара - Отар Маргания

Франц Иосиф был честным, порядочным человеком, хорошо образованным (он знал все основные языки своей империи — итальянский, венгерский, чешский, а кроме того, французский), хотя звезд с неба не хватал и к своей семидесятилетней государственной деятельности вряд ли был хорошо подготовлен. Им руководила «одна, но пламенная страсть» — сохранение и укрепление династии. Ради этого он не жалел сил на укрепление армии и на поддержание международного престижа монархии. Ему трудно было понять, что для выживания требуется совсем иное.

Необходимость осуществления серьезных преобразований он постигал с большим трудом, обучаясь на ошибках, повторявшихся порой по несколько раз. Поэтому ему так и не удалось сохранить ни монархию, ни династию, хотя попутным результатом осуществлявшейся им политики все же стала относительно модернизированная страна. По иронии судьбы император сделал для потомков совсем не то, за что он всю жизнь боролся и что считал главным в жизни.

Франц Иосиф соединил в своем имени имена двух императоров, являвшихся его предшественниками, причем имя Иосифа он взял по совету князя Шварценберга уже при восшествии на престол, чтобы подчеркнуть преемственность своего курса реформ именно по отношению к курсу, осуществлявшемуся в свое время этим выдающимся государственным деятелем прошлого. Но, как писал один историк, «в нем не было ничего от Иосифа II, кроме его имени Как и Франц, он был трудолюбивым бюрократом, для которого оставалось вечной загадкой, почему нельзя управлять империей, просиживая по восемь часов в день за письменным столом, трудясь над документами».

Про него говорили даже, что «реакционные принципы Франца сочетались в нем с революционными методами Иосифа» (имеется в виду, что император взял все худшее, что было в натуре каждого из его предшественников), но это, пожалуй, все же слишком злая и несправедливая характеристика. Он просто плохо понимал то, что творится вокруг, а потому не имел никакой внятной и реалистичной программы преобразований. Как довольно грубо заметил граф Эдуард Тааффе — один из премьеров, возглавлявших при Франце Иосифе правительство, — «он просто тащился по старой колее».

Пунктуальность и педантичность императора порождали анекдоты. Говорят, что уже лежа на смертном ложе он нашел в себе силы сделать замечание спешно вызванному к его постели и не успевшему по сей причине толком одеться врачу. «Вернитесь домой, — сказал Франц Иосиф, — и оденьтесь как подобает».

Доживший до Первой мировой войны Франц Иосиф в силу своего консерватизма так и не начал пользоваться ни автомобилем, ни телефоном, ни другими современными техническими средствами. В беседе с Теодором Рузвельтом он говорил: «Во мне Вы видите последнего европейского монарха старой школы».

Однако император был порождением революции 1848 г., которая фактически возвела его на трон. Шок, полученный в юности, сделал его относительно гибким политиком, хотя гибкостью ума он и не отличался. Воспоминание об опасностях, связанных с нависавшей над троном угрозой, делали Франца Иосифа (в отличие от Франца) беспокойным и напористым, хотя вообще-то эти качества не были для него характерны. Веления времени заставляли этого человека делать то, что ему было не слишком близко и не слишком интересно. В итоге он оставил после себя хозяйство, ставшее на путь преобразований, хотя заведовать этим хозяйством довелось уже не Габсбургской империи, а ее многочисленным наследникам—Австрии, Венгрии, Чехословакии, Югославии, Польше, Румынии.

Возможно, несколько иной характер приняли бы преобразования в том случае, если бы Францу Иосифу не суждено было прожить столь долгую жизнь и на престол вступил бы кронпринц Рудольф. Это был человек совершенно иного типа, политик, склонный, если не в силу своего характера, то в силу полученного им образования, к осуществлению серьезных реформ.

Уже в 1878 г., когда кронпринцу исполнилось всего лишь 20 лет, он издал в Мюнхене (безуказания своего имени) книгу «Австрийская знать и ее конституционная миссия», в которой была дана очень точная характеристика имперской аристократии, а также оказались вскрыты причины ее деградации и неспособности управлять государством. А спустя три года он уже подготовил для отца «Меморандум о политической ситуации», где шла речь о предоставлении больших прав славянским народам и о серьезном внешнеполитическом повороте — отказе от союза с Германией (где именно в это время наметился возглавленный Бисмарком реакционный сдвиг) в пользу союза с более либеральной Францией.

Однако никакого поворота не произошло. История распорядилась судьбой династии по-своему. Рудольфа, наставником которого был основатель либеральной австрийской экономической школы Карл Менгер, совершивший с ним даже специальное путешествие по Европе, ждал трагический конец.

Еще в молодости в Праге он был влюблен в юную еврейку, внезапно скончавшуюся от лихорадки. В тридцать лет Рудольф встретил молодую баронессу Марию Вечера, которая сильно напомнила ему рано ушедшую из жизни девушку. Любовь оказалась настолько сильной, что кронпринц, не ждавший понимания от отца, послал папе римскому прошение о расторжении своего брака с принцессой Стефанией. К несчастью, Лев XIII отослал эту бумагу Францу Иосифу, который жестко и холодно обошелся с сыном, даже не пожелав подать ему при встрече руку. Потрясенный глубиной конфликта, Рудольф выстрелил в себя и в баронессу.

Существует множество интерпретаций этой любовной истории, поскольку общество искало в ней политическую подоплеку. В Вене поговаривали о том, что смерть Рудольфа была на руку Бисмарку, поскольку принц был известным германофобом. В Будапеште полагали, что корни трагедии лежат во властных коридорах Вены, т.к. родившийся в день св. Иштвана наследник слыл откровенным мадьярофилом. Либералы видели в самоубийстве кронпринца своеобразный символ — проявление тяги прогнившей империи к смерти, а консерваторы, не мудрствуя лукаво, списывали тягу к смерти на тлетворное влияние евреев, с которыми Рудольф активно якшался. Однако вне зависимости от того, была ли во всей этой истории политическая подоплека, важно одно: либеральный этап австрийских экономических преобразований так и не наступил.

В предсмертном письме своей младшей сестре Рудольф советовал ей покинуть страну, т.к. нельзя предвидеть, что с ней произойдет после смерти Франца Иосифа. Слова эти оказались пророческими. Империя пережила своего императора лишь на два года.

Как только не издевались интеллектуалы над этим императором. Виктор Гюго называл его подлым человечишкой, пигмеем, шакалом, ничтожеством. Филологи по сей день с интересом изучают текст писателя, посвященный Луи Наполеону, поскольку в нем содержится множество весьма характерных французских ругательств. А экономисты отмечают, что два десятилетия его правления были столь успешным периодом, какого раньше в истории Франции не наблюдалось.