Следователь по особо секретным делам - Алла Белолипецкая

увидит, что меня нет в условленном месте, и поймет, что в такую стужу я сижу дома».

Но тут же другая Ганнина часть – которая вечно перечила всем её мыслям и решениям – произнесла: «Если ты не придешь, он явится прямо сюда. И что тогда скажет отец? А главное – что скажет Войцех, если увидит его?»

С отцом-то она еще могла бы договориться! А вот её бывший любовник, у которого – в огромном господском доме – жил теперь её сын Мариус, церемониться с непрошеным визитером не стал бы. В лучшем случае послал бы своих лакеев выставить его, а то и вовсе – приказал бы спустить на Артемия собак. Хотя – от лакеев и от псов Артемий, пожалуй что, отбился бы. Еще вопрос, кому не поздоровилось бы при их встрече! Так что совсем не этого Ганна боялась в действительности.

Её сын был не с ней – вот что служило для неё устрашением.

Отцом мальчика был Войцех Гарчинский, в браке с которым Ганна не состояла. Он забрал сына в свой дом сразу после его появления на свет, нанял ему кормилицу и нянек, и заявил: о младенце он позаботится. А Ганна должна считать: никакого ребенка она не рожала. Но – так, хотя бы, сын её находился рядом с ней. Нянька мальчика – знавшая, кто ему Ганна, – почти каждый месяц устраивала так, чтобы они могли повидаться, тайком от пана Гарчинского. И Ганна даже сумела передать Мариусу изготовленную ею самой игрушку: набивной тряпичный мячик на веревочке, сшитый из красного сатина. К счастью, Войцех не спросил, откуда эта игрушка взялась. Он вообще не слишком-то вникал в жизнь своего внебрачного ребенка. И во время прогулок Мариус всё время брал мячик с собой: Ганна видела это, наблюдая за ним и за его нянюшкой из своего флигеля, из-за занавески.

Но, если бы Ганну стал бы открыто посещать Артемий Соловцов, это могло бы вызвать у Войцеха Гарчинского вовсе не намерение изгнать чужака и соперника со своей территории. Да и не был Артемий ему соперником. Связь Ганны и пана Гарчинского закончилась еще за полгода до рождения Мариуса. Да, помещику льстила влюбленность юной и прелестной дочки управляющего. И он воспользовался этой влюбленностью в полной мере. Однако её любовь чрезвычайно быстро наскучила ему. А когда стало ясно, что их связь возымела естественные последствия, он дал Болеславу Василевскому, её отцу, пять тысяч серебром – огромную сумму для скромного управляющего! И велел не выпускать дочь из дому, пока она не разрешится от бремени. Отец Ганны попробовал было возмущаться и стал грозить, что дойдет с жалобой до самого губернатора, но Войцех рассмеялся ему в лицо. «Ваша дочь сама меня соблазнила! – заявил он. – Так что берите деньги и благодарите меня за доброту».

И теперь появление Артемия наверняка заставило бы Войцеха Гарчинского исполнить то, что он давно уже задумал: избавиться от Ганны навсегда. Он выдал бы её за Артемия Соловцова замуж в два счета – даже устроил бы для этого её переход в греческую ортодоксию. И после этого она к имению пана Гарчинского не приблизилась бы и на пушечный выстрел. Её ожидал бы переезд в крестьянскую избу Артемия и вступление в его семью в качестве невестки – самого угнетаемого создания, – а потом…

Но что будет потом, Ганна представлять не желала. Если она и выйдет за Артемия, то выйдет на своих собственных условиях. И после этого он не станет больше возить почту на тракте «Санкт-Петербург – Варшава». Они вместе уедут отсюда – хоть в Варшаву, хоть в Санкт-Петербург. Уедут вместе с Мариусом – Артемий всё поймет, когда Ганна расскажет ему о сыне. Надо было только выждать немного и правильно разыграть того козырного туза, который имелся у неё, Ганны Василевской, в рукаве.

2

Стефания, младшая дочь Болеслава Василевского, не испытывала по отношению к своей старшей сестре зависти. Еще чего, было бы, чему завидовать! Да, Ганну все называли красавицей, а вот о самой Стефании – хоть ей в прошлом месяце уже исполнилось пятнадцать лет – никто таких слов никогда не говорил. Правда, о том, что она дурна лицом, тоже никто не упоминал, да и не была она дурна, отнюдь нет! Если бы ни сравнение с Ганной – явно не в пользу Стефании – её вполне могли бы считать хорошенькой. Да и потом, их отец любил Стефанию сильнее, чем её сестру, и этого не скрывал. Она и внешне походила на него куда больше, чем Ганна, которая вся пошла в мать.

Однако Стефания всегда почитала несправедливостью по отношению к себе, что именно Ганна считается в их доме хозяйкой. После того, как шесть лет назад умерла их мать, старшая из двух сестер приняла на себя бразды правления домом. И – да: в тот момент вряд ли могло быть по-другому. Но сейчас-то Стефании стало уже больше лет, чем было Ганне на момент смерти их матушки! Однако отец и сестра продолжали обращаться с нею так, будто она – дитя. Хотя дитя-то в этом имении было одно: незаконный ребенок её сестры! Два года назад, когда её племянник родился – в господском доме, куда к Ганне привозили акушера из самого Минска, – и отец, и старшая сестра Стефании даже и не подумали ничего ей объяснить. Вели себя так, словно бы ничего и не случилось.

Но Стефания-то знала: её сестра совсем не собиралась оставлять всё, как есть. Это их отец смирился с позором, сдался, но только – не Ганна. Старшая из двух сестер Василевских чуть ли не каждую неделю писала и отправляла по письму – каким-то неизвестным Стефании людям. И на конвертах, которые Стефания держала в руках, но долго не решалась вскрыть, значились адреса в Варшаве, Вене и Санкт-Петербурге. Недешево выходило такие эпистолы отсылать! Но деньгами-то в их доме сама Ганна и распоряжалась. Так что – отец ни о чем и не подозревал.

Благодаря этим-то письмам Ганна и свела знакомство с тем русским мужланом – Артемием Соловцовым. Он как-то раз приехал к ним в имение за корреспонденцией, подменив заболевшего товарища, да так и повадился после этого забирать у них почту чуть ли не каждый день! Порой, правда, он привозил для Ганны ответные письма. И отдавал их ей прямо в руки, так что Стефания просто места себе не находила от любопытства, гадая: кто и о чем пишет