Следователь по особо секретным делам - Алла Белолипецкая

затем – с тихим хлопком обратились в облачко мрака, тотчас растаявшее.

А, во-вторых, свет в вагоне загорелся снова. И сразу же поезд тронулся с места – покатил, набирая ход, к станции «Охотный ряд», увозя с собой и Николая Скрябина, и предмет, выпавший из головы исчезнувшего существа.

Николай достал из кармана брюк носовой платок в красно-зеленую шотландскую клетку и через его ткань, сложенную вчетверо, поднял упавшую вещь – не притрагиваясь к ней руками. С полминуты он её разглядывал в свете матовых плафонов, а потом тщательно обернул платком и положил в брючный карман вместе с картонным веером, который он так и не пустил в ход. Класть свою находку в бумажный пакет, где лежал разлезшийся по швам красный мячик, Николай не стал: по поводу этого пакета он уже принял решение. И оно заставило его повременить с возвращением домой.

5

В то самое время, когда Скрябин миновал свою станцию – «Охотный ряд», – проследовал на поезде дальше, к «Библиотеке Ленина» и «Дворцу Советов», в Театре Вахтангова происходила прелюбопытная беседа между Самсоном Давыденко и Валерьяном Ильичом.

Первая половина этой беседы являла собой монолог Валерьяна Ильича – который излагал историю открытия, сделанного его отцом. Но по мере этого рассказа Самсон постепенно стал оттаивать. Мышцы его начали подергиваться и обретать чувствительность. Непреложное ощущение того, что он стоит, сменилось полным осознанием правды о своем истинном – лежачем – положении. Главное же: лейтенант госбезопасности Давыденко снова обрел дар речи. Он тут же попросил воды – и выпил разом целый графин, принесенный ему снизу театральным сторожем. А, напившись, вопросил:

– То есть, вы утверждаете, что ваш отец взял бутылку – наподобие той, которая сейчас находится у вас. Потом пошел с ней на Донское кладбище. И каким-то образом сумел заманить в неё душу Дарьи Салтыковой – похороненной там знаменитой изуверки?

– Не душу, нет, – поправил его Валерьян Ильич, – но некий отпечаток её физической и ментальной сущности.

Самсон хмыкнул в удивлении: услышать подобные слова от пожилого вахтера он никак не ожидал. Однако сразу же он задал новый вопрос:

– И благодаря Салтычихе – то есть, этому её отпечатку, – замораживающий призрак был обезврежен?

– Скорее – законсервирован. Как оказалось, далеко не навсегда. Обнаружение духов – тяжкий труд. Их пленение – дело почти невыполнимое. А их вечное удержание – не под силу никому из людского мира.

6

Николай доехал до станции «Дворец Советов», совершенно безлюдной в половине первого ночи, вышел из метро и размашисто зашагал вдоль забора, который ограждал гигантскую стройплощадку, подсвеченную желтыми лучами прожекторов. Там даже ночью суетились люди в рабочих комбинезонах. И пятнами сумрака темнели опорные конструкции будущего дворца, возводимого на месте взорванного храма.

Однако Скрябина строительная площадка не интересовала. Он быстро шел в сторону Кропоткинской набережной. И приостановился только один раз – чтобы поднять с земли несколько крупных кусков щебенки, которая там и сям белела возле забора циклопической стройки. Николай опустил эти шероховатые неровные камешки в бумажный пакет, который нес в руках. А когда подошел к парапету набережной, стянул красно-зеленым носовым платком верх этого пакета, предварительно выпустив из него воздух. Правда, подобранный в метро предмет остался в итоге без обертки; но Николай рассчитывал, что и в таком виде он уж как-нибудь донесет свою находку до дома.

Его не смущало, что бумажный пакет очень быстро размокнет в реке. Проточная вода – это тоже был антидот против разного рода сил, вредоносных человеку. Быть может, не менее сильный, чем железо.

– Счастливого плаванья… – прошептал Скрябин и бросил утяжеленный пакет в серую воду, чуть подсвеченную тонким серпом растущей луны.

Но, сделав этого, особого облегчения он не ощутил. Во-первых, он не знал наверняка, и вправду ли именно тряпичный мячик магнитом для инфернальной сущности с головой-бутоном. Во-вторых, Николай отнюдь не был уверен, что вник, в чем тут суть. И, стало бы, опасность, о которой предупреждал его неизвестный доброхот из сна, никуда не исчезла. А, главное, он так и не сумел понять, чей голос говорил ему тогда «Давай – соображай!» Почему-то именно это более всего раздражало старшего лейтенанта госбезопасности.

Однако он просто не мог придумать, что еще ему предпринять. Чуть ли не впервые в своей жизни ощутил себя в неком подобии интеллектуального тупика. Но одно он знал точно: желание экспериментировать с подозрительным артефактом у него пропало напрочь.

7

Вахтер явно предпочел бы ничего больше не рассказывать. Но Давыденко прекращать свои расспросы отнюдь не планировал.

– Почему же, – спросил он, – в духовскую бутылку не поместили саму Ганну? И как можно было вытягивать из земли такое – ну, часть этой самой Салтычихи? А если бы она решила возобновить свои бесчинства?

– Да, такой риск имелся, – признал вахтер. – Но сосуд, в который мой отец её заточил, удерживал её, как крючок рыбу. Салтычиха – то, что от неё осталось, – должна была оставаться там, где этот сосуд находился. А саму Ганну запереть не представлялось возможным. В то время еще был жив её сын, которого она когда-то очень сильно любила. Так что Ганнина душа сразу же ускользнула бы через него. И тогда Ганна уже не была бы привязана к месту своей гибели – отыскала бы своих недругов где угодно.

– Но ведь Стефания приходилась ей родной сестрой! А Платон Хомяков – тот и вовсе к этой истории имел косвенное отношение, с Ганной даже знаком не был. С какой же стати она так вызверилась на них после своей смерти?

– Ох, тут имелись особые обстоятельства… Мой отец не знал их тогда. А то, может, и не стал бы этим двоим помогать.

Валерьян Ильич повздыхал, глядя в пол, пожевал губами, но потом всё-таки принялся рассказывать.

Глава 12. История Ганны

Февраль 1844 года

Минская губерния

1

Ганна Василевская еще накануне вечером поняла: не следовало им с Артемием назначать встречу на сегодня. Метель, начавшаяся в середине вчерашнего дня, ночью превратилась в самый настоящий буран. И поутру отец Ганны едва сумел открыть входную дверь флигеля, выделенного им в поместье Гарчинских – столько снега намело на крыльцо .

Правда, к полудню немного посветлело, да и снег стал потише. Зато ударил вдруг мороз – такой резкий и яростный, какого Ганна не помнила за всю свою жизнь.

«Не выйду сегодня к Артемию! – решила она. – Он