Мой ледяной принц - Лана Ирис

поднимаю, будто она видит.

— Отвечай дальше! — требует грозным голоском.

А мне смешно. Он у нее тоненький, почти детский, и ее злость всегда веселила.

— Вопрос повтори, — на нее одна управа. — Я забыл…

— Козел!

— Меее, — выдыхаю на автомате.

Приучила же…

— Марк! — слышу, ножкой топает. — Разве… разве у тебя были друзья в детстве?

Очень удивлена по интонациям.

— Да. Она.

Ошалелый топот и свет включается.

Я оборачиваюсь.

Лиза стоит у крохотного подвесного светильника, хрупкими пальчиками держит тонкую плетеную ниточку, свисающую вниз. Конус с округлой лампочкой находится у ее головы, с легким скрежетом раскачиваясь из стороны в сторону. Она слишком сильно дернула ее на себя, оголив провод, отчего треск энергии в лампочке с шумом пронизывает стеклянный прибор. Ток создает вспышки яркого отсвета, а затем мгновенного затемнения.

Не прекращаясь. Со звуковыми эффектами.

Вссссзз… вссзз…

Свет полу-тусклой дугой очерчивает милое разозленное личико и взлохмаченные во все стороны прядки карамельных волос. Стены воспаляются в нежную, почти мистическую лаву, полностью погружаясь в мир дисбаланса и контраста.

Но главное во всей этой цветомузыке — она.

Встречаюсь с Синичкой глазами, ее — горят. Она вся горит, щечки красные, губы сжимает и смотрит с безумным возмущением.

И это очень красиво.

Эмоции на ее лице слишком быстро сменяют друг друга. Только и поспевай отслеживать. Блики освещают тонкие тени и капризные переходы от гнева к недовольству, от удивления к грусти.

И обратно.

Это понятно, почему она боится открываться мне при свете. Ее лицо — книга, которую можно с легкостью читать. В порыве сильных эмоций она совершенно не умеет сдерживать себя.

От этого еще веселее.

Еще ярче.

Еще острее.

— Но со мной ты дружить не хотел…

— Не хотел. Никогда.

Глаза в глаза. И все чувства наружу.

Хмурится и губу прикусывает. Обдумывает.

Отворачивается лишь на секунду. И назад, в пучину своих теплых глаз меня погружает. И я ныряю. На самое дно. И дышать уже невозможно.

Искрящийся взрыв. И помещение становится полностью белым.

Эмоциональный пик

А потом свет гаснет.

Темнота.

— Перегорела… — шепчет испуганно.

— Бывает…

Молчим. Даже странно становится. И не похоже на нас.

Долго. Мучительно.

— Почему ты ее целовал?! Она дорога тебе?

Снова голосовые связки взрывает.

— Целова-ал, — тяну протяжно, делая медленный шаг к ней. Но в этот раз так, чтобы она не слышала.

Пора поймать свою маленькую птичку в клетку.

— Ой, Маркуша! — с обидой.

— Что?

— Почему же? Почему целовал?

— Не думал, что ты смотришь на меня. Ты же с женихом своим была. С этим придурком, — говорю с издёвкой.

— Так ты сделал это нарочно?

— Не знаю, — гогочу, нападая на свою добычу. По дурманящему запаху ее ощущаю. Она с визгом брыкается и умудряется укусить за шею. Острыми маленькими клыками вонзается.

— Аррр…

А я все равно удерживаю. Через боль. Поймал свою Синичку. И не отпускаю.

— Отстань!

— Ни за что!

Наклоняюсь, чтобы поцеловать. И плевать на все.

И плевать на всех.

Сейчас есть только Мы.

Как бы она не сопротивлялась.

— Не надо, не надо! — отварачивается, так, что мои губы проходятся по ее разгоряченной шелковистой щеке.

Тяжелый выдох взрывает тишину. И он мой.

Я так устал от этих игр. Безумно устал.

А победителя все нет.

— Просто ответь мне, Маркуша. Без этой своей извечной вредности, — просит Самая Вредная девочка на свете. — Эта девушка… она дорога тебе?

— Да. Очень…

Глава 34

Чертов гном

Марк

Обнимаемся долго, сидя на прохладном полу подвала, прислонившись к стене. А поцеловать она себя так и не дает. Сопротивляется. Отворачивается, томно вздыхая, щекой упирается мне в грудную клетку, носом ведет, вызывая вихрь долбанных мурашек. Глаза прикрывает, временами посапывает. А я силюсь отогнать дикое возбуждение от ее прикосновений и запаха.

Кажется, позже она задремала, а возможно, я и сам задремал, успокоившись.

— Холодно, тебе нужно что-нибудь надеть, — сонным голосом шепчет. Хрупкие нежные пальчики ползут по плечам и замирают, болезненно впиваясь ногтями в кожу. — А мне надо домой… Сколько мы тут уже?

— Не знаю, — не своим голосом бормочу. Немного охрипшим ото сна. — Давно…

Мы поднимаемся. Лиза вздыхает, опаляя теплотой своего дыхания и отстраняется. Я не держу. Отпускаю. Только моя ладонь медленно скользит по ее волосам, а потом замирает в воздухе.

— Ты уж прости за лампочку.

А мы ведь так нормально и не поговорили.

— Да ничего, — усмехаюсь, шагая за ней.

Идем медленно, потому что очень темно. Глаза более-менее привыкли, и когда поднявшись, выходим в холл первого этажа, я включаю свет, становится больно.

— Ой, выключи, — шипит Синичка, закрываясь ладошками. — Итак нормально.

Я щелкаю выключатель и дом снова погружается в легкое освещение гирлянд и розоватого рассвета, льющегося из огромных панорамных окон.

— Домой пойду, — на меня не смотрит. — Потому что мама опять будет… — прерывается. — Нет, я сама домой хочу.

— Я подвезу.

— Не надо.

Берет верхнюю одежду и не глядя на меня копошится в карманах.

— Где-то ваш ключ…

— У тебя ключ? — удивляюсь я.

— Ага. Как я по-твоему сюда вошла.

— Я подумал, что забыл закрыться. Откуда ключ?

— Чертов гном подарил! Что за вопросы, Маркуша?! — почему-то опять злится. — Какая разница?!

Брови сводит и щеки дует.

А я рядом стою, как дурак, забредший не к себе домой, и не знаю, что делать. Словно пик эмоциональный прошел и между нами затишье. Будто, нам больше не о чем говорить.