Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл

с Германией. Наша цель в этой войне может быть только в том, чтобы вынудить Британию отказаться от претензий на абсолютное превосходство на море и таким образом создать равновесие в мировой системе государств»[216].

Эти идеи почти целиком совпадают с теорией Тирпица о целях морской программы Германии.

Но мы должны учитывать, что говоря одно, люди иногда подразумевают другое, и что их утверждения просто отговорки для того, чтобы скрыть более глубокие причины. Мы должны признать, что даже в случае с Германией было бы ошибочно рассматривать внешнюю политику только с точки зрения теории приоритета внутренней политики, или согласиться с тем, что решение начать войну принимается только под воздействием изнутри. И в то же время достаточно очевидно, что германские политики, генералы и адмиралы очень хорошо понимали связь между внешней и внутренней политикой, но не только потому, что в определенные моменты они верили, что рискованные предприятия за рубежом помогают создавать атмосферу национальной солидарности в стране, но также и потому, что они боялись силы социалистического противостояния политике войны. Равновесие между пониманием важности внутренних проблем и мечтами о мировом господстве всегда было хрупким. И если в недавних исторических трудах более важным считаются внутренние противоречия германского общества, которые определяли внешнюю политику Германии и решение начать войну, мы не должны забывать, что для многих, руководителей Германии выгодное достижение мирового господства или невыгодное обеспечение положения Германии во враждебном мире было тем, что должно было быть сделано, невзирая на все выигрыши и потери во внутренней политике. «Политика диагонали» была не только в балансировании между внешними и внутренними проблемами. Беглое рассмотрение в этой главе отношений между внутренней и внешней политикой в главных странах, участвовавших в войне, показывает, что не существует единой модели для всех и что почти в каждом случае на решение вступить в войну противоречивые надежды, страхи, унаследованные отношения и предыдущие планы влияли более, чем холодный расчет доходов и потерь. На короткий срок соображение о внутренней политике, очевидно, сыграло свою роль, но оно было двусмысленным и очень отличалось у разных стран. В Германии правительство находилось под давлением справа, в Британии и Франции — слева, и такие определения, как влияние войны на внутреннее положение, также были различными. Правда и то, что война на первых этапах помогла снять много проблем: в Англии решение ирландского вопроса было отложено на неопределенное время. Во Франции проблема налога на доходы и финансовые реформы были отложены, годовой доход смогли поднять при помощи патриотических призывов вкладывать капитал в правительственный военный заем, а выплата этого займа была отложена до конца войны, в то же время обсуждение продолжительности военной службы вообще прекратилось, так как каждый мужчина призывного возраста был мобилизован на неопределенное время. Даже в России разрушительные последствия войны сразу не были осознаны, а зародились надежды на то, что война выявит потенциальную преданность власти, которые, казалось, на первом этапе подтвердились. В Германии, более чем где-либо, война, казалось, заставила людей забыть свои разногласия и создала временное настроение единения, о котором никогда не забывали те, кто его создал.

Тем не менее трудно доказать, что эти результаты были такими же, какими их представляли себе европейские лидеры, когда принимали решение вступить в войну. Детальное изучение политических и стратегических решений, принятых во время июльского кризиса, показывает, что мотивы государственных мужей и генералов были не слишком рациональны и не очень хорошо продуманы, а лидеры всецело полагались на войну, как на выход из своих неразрешимых внутренних социальных и политических проблем.

Насколько решения июля 1914 г. — очевидные последствия структуры промышленного и капиталистического общества? Могли ли долговременные противоречия капиталистического мира рано или поздно привести к военному конфликту? И если да, каковы были связи между этими долговременными противоречиями и практическими решениями июля 1914 г., которые привели к войне именно в тот момент, а не раньше и не позже? Об этом в следующей главе.

Международная экономика

«Войны присущи природе катаклизма; они просто прекратятся, когда будет отменена экономика капитализма». К 1914 г. учение Маркса стало общепринятым: по правде, оно дает самое исчерпывающее объяснение началу первой мировой войны, хотя до сих пор остается открытым вопрос, почему война началась в этот определенный момент на вершине кризиса капитализма. Это учение было официально утверждено на Международном социалистическом конгрессе в Штутгарте в 1907 г., хотя в сложной резолюции, которая открывалась декларацией о неизбежных связях между капитализмом и войной, перечислялся ряд противоречивых отношений к войне перед революцией, которая должна была сделать все войны невозможными[217].

Положение о неизбежности войны при капитализме вытекало из сравнительно простого убеждения, что промышленники — и особенно производители оружия — провоцировали войну с целью наживы, или толкали правительство на военные акции, чтобы разрушить экономику враждебных стран, а также, что экономика империализма делает неизбежными международные конфликты. Марксисты продолжали утверждать, что первая мировая война была неизбежным следствием империалистической конкуренции, а она в свою очередь стала следствием кризиса капитализма. Некоторые теории о связи между капитализмом, империализмом и неизбежностью войны были развиты радикальными и социалистическими мыслителями перед 1914 г. — англичанином Ж. А. Гобсоном (хотя он думал, что капитализм мог еще быть спасен), австрийцем Рудольфом Гильфердингом и Розой Люксембург. Наиболее значительным и полемическим трудом является книга Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» (опубликована в 1917 г.). Она написана с целью доказать, что начавшаяся война является войной империалистической. Она — прямое следствие конкуренции между государствами, чьи капиталистические хозяева с жадностью ищут новых сфер капиталовложений и толкают правительства к империалистической экспансии.

Большинство теорий о том, что причины первой Мировой войны — экономические, основываются на положении, что империалистическая конкуренция привела к войне, а эту конкуренцию вызвало экономическое давление. Наиболее радикальные теории империалистической экономики, такие, как теория Розы Люксембург, относят почти все достижения капиталистического общества ко всепроникающим империалистическим чертам. Любое заявление о том, что причины войны были в основном экономические, наверняка вызовет дискуссию об империализме.

Начнем с рассмотрения более легких путей достижения экономических интересов, явившихся причинами начала войны. Существует мнение, что определенные промышленники получали прибыли от войны, и они влияли на решения своих правительств. Трудно в сложных структурах экономической жизни в начале двадцатого века определить, где находились интересы промышленников и бизнесменов на самом деле, и еще труднее определить размер их влияния на промышленность. Очевидно, что владельцы сталелитейных заводов были рады увеличению производства морских орудий. Мы знаем, что в Германии крупные сталелитейные