Маски Тутанхамона - Жеральд Мессадье

Пасар ушел осматривать корабль, предоставленный царской чете по требованию Анкесенпаатон, который этим утром причалил к пристани дворца — «Правосудие Маат». С высоты террасы она наблюдала за тем, как мальчик шагает по пристани и беседует с корабельной обслугой.

Эта картина навеяла ей воспоминания о Неферхеру, который полагал, что никто его не видит, когда он поднимался на борт своей лодки. На этой лодке около полутора лет назад он убежал из Ахетатона, спасая Меритатон и их сына от коварных властолюбцев, а возможно, и от смерти.

Вопрос Тутанхамона остался без ответа. Но Анкесенпаатон чувствовала, как взгляд супруга заставлял гореть ее щеки. Она повернулась к нему и от растерянности стала часто моргать. Она не собиралась ни лгать, ни протестовать; но она не считала необходимым признаться.

— Когда он с нами, я хорошо вижу, какие между вами отношения, — продолжил он. — Вам нет необходимости разговаривать. Вы и так понимаете друг друга, это очевидно.

Была ли это сцена ревности? Но никаких требований, никаких упреков Тутанхамон не высказал. Он говорил спокойно, почти бесстрастно, и его лицо-маска оставалось невозмутимым.

Именно маска. Со времени «ночи кобр» у него изменилось выражение лица. Черты стали не столь подвижными. Он теперь казался увереннее. А также часто подолгу интригующе молчал. О чем он думал, когда длительное время смотрел в пустоту?

— Я — твой муж, — произнес он. — Разве у меня нет права делать это?

Его право. Стало быть, это не приступ ревности; он требовал вознаграждения за согласие на присутствие и привилегии Пасара.

— Конечно, — наконец ответила она.

Не «да», а «конечно». Пропасть разделяла эти слова. Да — это подтверждение права мальчика обладать ее телом, конечно означало, что это само собой разумеется и что она этому не придавала особого значения.

Ощутил ли он разницу? Без сомнения, нет. Молния блеснула в глазах под маской.

К своему супругу Анкесенпаатон испытывала глубокую привязанность, привязанность сестры и матери, но только не влечение. Ей не были известны рассуждения Уджбуто, садовника Дома Жизни в Карнаке, но в ее тайном мире дерево Пасара несомненно доминировало над лианой Тутанхамона.

Один давал ей силу, другой ее отбирал.

Пасар беседовал с матросами, которые убирали парус. Он собирался к ним присоединиться.

— Конечно, — повторила она.

Тутанхамон покачал головой.

Все произошло в тот же вечер.

Он был ласков и щедр на неловкие поцелуи. Но он не знал не только женского тела, но даже приятных поз. И наоборот, она хорошо знала, что надо делать, она им управляла и не испытала никаких неожиданных ощущений. Он перешел к делу быстро. Она пыталась принимать участие, раз уж это происходило с ней. Также быстро он завершил свои усилия, издал крик и вскоре заснул. Очевидно, она испытала только неистовое волнение.

Она пребывала в задумчивости, взгляд ее кружил вокруг масляного светильника, тени от которого танцевали по всей комнате. Разумеется, этому мальчику покровительствовал Уаджит, но не Хатор.

К счастью для нее, это не был один из ее плодоносных дней.

«Я родила бы на свет карлика, — произнесла она про себя, прежде чем отдаться во власть подступавшему сну. — И он был бы принцем. А я, царица ли я на самом деле?»

По прошествии нескольких дней после визита Тхуту с борта «Мудрости Хоруса» сошел представитель Первого советника в Фивах.

В тот день Тутанхамон и его соученик Итшан, которого он взял с собой в ссылку, отдыхали, позанимавшись гимнастикой и борьбой. Во время этих опасных занятий Итшан проявлял должное почтение к царю. Будучи юношей крепкого телосложения, он был обязан под контролем Сеферхора обучать царя оказывать сопротивление противнику, который мог схватить его за плечи или даже — неслыханное преступление! — сбить с ног. Сотни раз ему приходилось сдерживать свою силу, чтобы не отбросить партнера-царя на другой конец зала. Оба мальчика отдыхали на террасе, пробуя напиток, изготовленный по рецепту Сеферхора из меда и пальмового вина, разбавленного водой с добавлением настоя роз.

Анкесенпаатон и Пасар играли в «собаку и шакала». Сати гуляла с кобрами в саду, наводя на садовника священный ужас.

Представитель вручил Второму придворному два папируса в футлярах и тот поднялся на террасу, чтобы, в свою очередь, передать их Тутанхамону. Первый папирус информировал его величество о том, что Хоремхеб назначен командующим. Затем следовали похвальные слова в адрес военачальника, имевшего давние связи с царской семьей.

Во втором папирусе сообщалось о том, что Царский совет высказал пожелание царице согласовать свое имя с именем супруга и отныне именоваться Анкесенамон.

— Атон, Амон, — бормотала она, когда Тутанхамон сказал ей о послании.

Солнечный Диск, обожаемый ее отцом до умопомрачения, не внушал ей никакого особенного уважения. Могло ли изменение имени сделать ее другой?

К тому же богов было много. Который из них должен был умолять женщину, чтобы она пожелала ребенка от своего мужа? Фаллический Мин в странном плотно облегающем одеянии или безобразная Туерис с глупой улыбкой бегемота? Тому, кто хотел передать послание, требовалась помощь писца. С тех пор как она начала размышлять над этими вещами, а особенно со времени смерти своего отца, она стала смутно ощущать, что на самом деле есть только один-единственный бог, как некогда написал писец о том, что сказал ему учитель во время урока:

Ты не прекращаешь извлекать

Миллионы форм из себя самого.

Продолжая существовать в своей целостности.

При оповещении послания Царского совета она подавила в себе желание пожать плечами, так как за ней наблюдали Второй придворный, единственный служащий царского дома, пребывающий в Ахетатоне, Сеферхор и Итшан.

— Командующий… что это значит? — спросил царь своего лекаря Сеферхора, который был достаточно зрелым и опытным человеком, чтобы знать, что это за звание, к тому же он был одним из немногих приближенных царской четы. Ситуация была парадоксальной: царь не знал, какова роль его командующего.

— Государь, в действительности это означает, что он является заместителем регента.

Анкесенамон выразила удивление. Ай согласился, таким образом, с тем, что будет с кем-то делить власть? Как Тхуту удалось навязать ему это решение? Она стала думать о Советнике. Очевидно, в нем больше силы, нежели она предполагала.

В действительности тройной преступный замысел Апихетепа убедил Тхуту в том, что у него не было выбора: для предотвращения опасности, угрожавшей царству, молчаливой поддержки духовенства и армии было уже недостаточно. Нужно было предпринять что-то кардинальное. Впрочем, Ай, пыл которого охладили недавние потрясения, потерпевший поражение в столкновении с Первым советником и, более того, в душе уже пресытившийся регентством, казался теперь безучастным ко всему. Он напоминал шакала, который раздирал добычу вместе с собаками, но перед этим съел ягненка и был занят в основном его перевариванием. Он оказывался странно неэффективным на свету; он выжидал, подыскивал объяснения, лукавил.