Единственные - Марина Кистяева

- А ты что стоишь? Иди спать.

- Что? – вопрос сорвался с губ машинально.

- Спать иди, говорю, - повторил Захар и снова улыбнулся.

С ней сейчас общается тот самый Волгарский? Она не ошиблась? Или в полусонном тумане, под покровом ночи реальность исказилась?

А потом мужской взгляд скользнул вниз. Прошелся по её плечам, груди, бедрам и ногам. Осмотрел всю её с ног до головы. И вот тут Лана покраснела, кровь прильнула к щекам и не только к ним.

Она ложилась спать в хлопковом костюме, состоящим из шорт и свободной майки с очень глубоким вырезом. Спала Лана без бюстгальтера, давая возможность телу подышать. За день лифчик надоедал так, что ей не терпелось от него избавиться. Будь у неё грудь меньше, и вовсе ходила бы без него.

Открывая дверь, она не думала, как выглядит. Устала, вымоталась – не до себя. Но мужской взгляд без лишних слов дал понять, что зря. Он оценил и её голые ноги, и грудь, которую едва прикрывала майка для сна. Соски, увеличивающиеся от кормления, бесстыдно торчали, приковывая к себе мужское внимание.

Она стояла едва ли не голой перед Захаром!

Стыд накатил удушливой волной.

Вроде бы и не специально… и всё же…

- Но Богдан… - она почему-то ещё сопротивлялась.

- Справлюсь я с мальцом, не переживай. А тебе надо отдохнуть. Не беспокойся, если что – разбужу.

Потом Руслана придет к выводу, что именно желание укрыться, спрятаться от пристального внимания Волгарского подтолкнуло её к кровати. Не её усталость, ведь правда? И не вид довольно сопящего Богданчика… Нет же?

Она, кивнув, поспешила в кровать. Сейчас залезет под одеяло, всё равно уснуть не сможет. Ей надо-то с полчаса. Может, час. И она снова будет в норме.

Захар же с Богданом прошёл к окну и что-то начал говорить сыну.

Своему сыну.

Лана зажмурилась.

Не накручивать себя… Не надо.

Лучше постараться расслабиться и чуть-чуть отдохнуть.

Совсем немного.

Лана не заметила, как прикрыла глаза и сразу же провалилась в глубокий сон без сновидений.

Просыпалась Лана со странным чувством. Ещё не открыла глаза, а в сознание закралась мысль, что её ожидает необычное пробуждение.

Новое.

Тишина в спальне успокаивала.

Значит, Богданчик спит.

Её маленький мальчик… Её озорник. Её солнышко. Её малышок.

Утро – чудесное время, если на душе покой, и ты хотя бы немного отдохнула. Когда головная боль от недосыпания не тревожит, и мир улыбается в окно.

Открывать глаза не хотелось. Но внутри царапалась мысль, что пора кормить Богданчика, да и набухшая грудь говорила о том, что скопилось приличное количество молока.

Лана как раз собиралась потянуться и всё же проснуться, когда почувствовала, как маленькие настырные ручки сына полезли в вырез майки. Лана довольно улыбнулась. Как похоже на Богданчика…

Стоп! Она его вчера укладывала в кроватку, а потом…

Лана резко распахнула глаза и задохнулась от увиденной картины, не в состоянии её принять ещё до конца не проснувшимся разумом.

Она лежала на кровати, рядом с ней, на боку лежал Богдан, проснувшийся и, кажется, в хорошем расположении, потому что на его мордашке сияла беззубая улыбка, и он был полностью сосредоточен на том, чтобы опустить край майки и высвободить мамину грудь.

А вот дальше удобно расположился Волгарский. Он, подперев голову рукой, смотрел на Богдана и на неё. Вид у него был сонный, но отчего-то довольный.

Лана, смутившись, не знала, как реагировать на его присутствие в собственной постели. И то, что между ними лежал Богдан, было… ещё более интимно. Она не ошиблась в своих предположениях.

Потому что сейчас они казались… семьей.

Она сотню раз до смерти Ильи и после представляла, как они вот так будут просыпаться. Не тешила себя иллюзией, что будет сто процентов правильной мамой и никогда не станет укладывать ребенка в родительскую постель. Они с Ильей даже обговаривали этот вопрос. На что муж отвечал: «Как тебе удобнее и комфортнее, так и будешь делать».

Сегодня же она проснулась в постели с почти незнакомым мужчиной, который пришел ночью и взял на себя обязательства за сына. В груди защемило не то от обиды, не то от непонимания. Или чего-то другого?

- Привет, - мягко проговорил Захар и улыбнулся.

У Ланы запершило в горле от переполнявших эмоций.

Странно… Непривычно… Боязно.

- Привет, - глухо отозвалась она и по инерции потянулась к Богдану. Прижалась губами к лысоватой макушке, бесшумно втянув родной запах. Богданчик довольно засмеялся и боднул маму. – Хулиганишь?

- За вами так интересно наблюдать.

Голос Захара звучал негромко, словно и мужчина боялся спугнуть легкое очарование утра. Взгляд его темных глаз, не отрываясь, исследовал лицо Ланы. Ненакрашенное, заспанное, наверняка со следами от подушки. Лана не смутилась.

Пусть…

Её испугало другое.

Собственная реакция на этого мужчину в кровати. Нет, она не «поплыла» и не растеклась лужицей под его откровенно рассматривающим и ласкающим взглядом.

Ей понравилось другое.

Ощущение, что кто-то рядом.

Что о ней – именно о ней – позаботились.

Она облизнула пересохшие губы, абсолютно не зная, что говорить и как вести себя дальше. Попросить Захара уйти? Поблагодарить за то, что дал ей отоспаться? Или… что?

Лана терялась в собственных мыслях. Особенно с утра.

- Ты спал тут? – ей тоже надо было что-то сказать.

- Прилег немного.

Богдан явно устал от разговоров взрослых и, возмущенно издав требовательный крик, ещё активнее попытался проникнуть в вырез майки.

Наивно было надеяться, что Волгарский не переведет взгляд ниже…

- Малец хочет есть.

- Да.

- Так покорми.

И всё говорилось одной интонацией. Ласкающей. Что пробиралась под кожу и поднимала бурю в душе Русланы.

Создавалось впечатление, что Захар говорит об обыденном процессе. И раньше Лана с ним согласилась бы.

Раньше…

Волгарский считывал её мысли, никак иначе, потому что уже более хриплым, даже немного подначивающим тоном, заметил:

- Ты же уже кормила при мне. Вернее, при Макаре. Сейчас что-то изменилось?

Если бы разговор происходил не рано утром и не в спальне, чуть позже, когда Лана окончательно сбросила бы с себя оковы сна и уже не испытывала благодарности к Захару за то, что он пришёл ночью, она ответила бы, что да, изменилось.