Дети Хроноса - Питер Аспе

– Пытки – это классическое средство получения информации, – подтвердил Лео.

– Или признания.

Версавел ненадолго забыл ноющую боль, которая грозила разорвать ему грудь. Он был рад тому, что эта дискуссия отвлекла его от мук любви.

– Ты думаешь, что Провост убил Герберта?

Лео и Версавел удивленно посмотрели на Ван-Ина. Почему они об этом не подумали?

Вдали бледная вспышка молнии осветила пурпурное небо. Через несколько секунд над крышами прокатился раскат грома. Средь бела дня вдруг наступила ночь. Мириады туч затмили город. Обещанная гроза разразилась в полную силу. Дождь лил как из ведра. Версавел бросился к окну и захлопнул его. Ван-Ин подкатил свой стул поближе к столу, словно там было безопаснее.

– В таком случае, Питер…

– Я знаю, Лео. Если Провост убил Герберта, мы попадем в осиное гнездо. Другие клиенты Love почувствуют себя под угрозой и сделают все возможное, чтобы замять дело.

– Возвращаемся к Дютру, – презрительно произнес Версавел.

– Пока этого сказать нельзя, Гвидо. Следствие еще идет полным ходом.

Лео относился к судебной полиции. Его реакция была понятна. Еще один скандал – и его отдел прекратит свое существование. Ведь в нынешние времена прокуратуру разносят в пух и прах.

Ван-Ин попытался унять страсти. Война между полицейскими не для него.

– Господа, давайте ограничимся сутью дела. Если кого-то придется отправить в отставку, я об этом позабочусь.

Версавел кивнул. Он знал, что Ван-Ин имел в виду. В прошлом году комиссар довольно некрасиво обошелся с Вандекерхове и Крейтенсом. Тем не менее Версавел продолжал защищать своего комиссара.

– Вилльям Артс мог за этим стоять?

Инспектор считал, что Ван-Ин недооценивает этот след.

– Артс – это пешка, Гвидо. Он организовывал сексуальные оргии в Love. Маленькие рыбы меня не интересуют. Я хочу акул.

– Чтобы поймать акулу, тебе нужна маленькая рыба, – упрямо стоял на своем Версавел. – По-моему, Артс посвящен во все тонкости дела. Иначе почему он сбежал сломя голову?

Ван-Ин не мог просто так проигнорировать этот вопрос.

Крючковатые вспышки молнии и гремящие раскаты грома следовали один за другим в бешеном темпе. Стена дождя ограничивала поле зрения меньше чем до двух метров. Лео налил себе кофе.

– Гвидо, может быть, и прав, – сказал он.

Ван-Ин закрыл лицо руками. В демократии последнее слово всегда оставалось за большинством. Было ли это большинство правым – это уже другой вопрос.

– Хорошо, хорошо, – согласился он, однако, с иронией в голосе. – Объявляю охоту на Артса открытой. Делай то, что считаешь нужным. Сообщи в Интерпол, позвони в жандармерию, подключи мать Терезу. Мне все равно, но я считаю, что мы тем временем должны обходиться тем, что имеем.

– То есть мы должны иметь в виду клиентов Love, – вздохнул Версавел. – Это хорошие новости для Герберта. Но что нам делать с Провостом? Я задаюсь вопросом, кто его убил. Люди из Love?

– Маловероятно, – высказался Лео. – Зачем им убирать своего компаньона?

– Тогда кто-то посторонний? – скептически задал себе вопрос Версавел. – Но у кого еще, кроме нас, есть список членов Love?

Ван-Ин еще никогда не дотрагивался до электрического угря, но сейчас он мог себе представить, каково это по ощущениям. Провост был убит в тот день, когда Линда сообщила имена, и в течение того дня она у него консультировалась.

– Линда Артс, – произнес Ван-Ин вполголоса. – Но почему?

Лео нахмурил брови. Он сделал глоток ароматного кофе.

– Кстати, криминалисты обнаружили у Провоста кое-что примечательное. Убийца Провоста, очевидно, не спешил и как следует пропылесосил и помыл дом.

– Шутишь?

Лео в полной уверенности кивнул.

– Кто-то забрал мешок от пылесоса, и госпожа Калмейн настаивает на том, что одна ее швабра исчезла. Ты можешь посмотреть в специальной литературе. Иногда убийца прилагает усилие, чтобы пропылесосить место преступления, но о швабрах я еще не читал.

– Значит, все-таки женщина, – прошипел Ван-Ин.

– Или кто-то, кто чертовски хорошо осведомлен о методах, которые мы используем, чтобы обнаружить следы преступления, – заключил Версавел рассудительно.

Ван-Ин держал ухо востро.

– Я звоню Ханнелоре, – сказал он. – Если прокуратура не сможет сейчас составить приказа о задержании Линды Артс, то я уж и не знаю, что сказать.

Как только он потянулся к трубке, зазвонил телефон.

– Алло, Ван-Ин слушает.

На заднем плане слышался истеричный рев.

– Добрый день, господин Вермаст. Как вы поживаете?

– У меня все замечательно, комиссар, спасибо.

Рев на заднем плане продолжался, поэтому Ван-Ин мудро решил не спрашивать о том, как дела у остальных членов семьи.

– Извините, что отвлекаю вас, комиссар. Это, может быть, и не важно… – сказал Вермаст, колеблясь. – Но…

– Все может быть важным, господин Вермаст. И вы меня ничуть не отвлекаете.

Ван-Ин сделал скучающее лицо. Он показал неприличный жест, одновременно спрашивая себя, что этот работающий спустя рукава садовый гномик хотел сообщить.

– Дело обстоит следующим образом, комиссар. Прямо перед приездом полиции моя дочь украла из могилы два предмета. Мы обнаружили это сегодня утром.

Ван-Ин жестом показал Версавелу, чтобы он тоже послушал. По вытаращенным глазам своего начальника инспектор понял, что случилось нечто серьезное. Лео налил себе третью чашку кофе.

– Все это время Тине прятала от нас свою находку, – продолжал Вермаст извиняющимся тоном. – Возможно…

– Вы не могли бы побыстрее перейти к делу, господин Вермаст? – раздраженно прервал его Ван-Ин.

Версавел отчетливо услышал, как бедный мужчина сглотнул.

– Тине нашла два мешочка. Моя жена считает, что это грудной протез, – сказал Вермаст неуверенно.

– Господь милосердный!

– Что, комиссар?

– Грудной протез?

– Я так и сказал, комиссар.

Версавел поглаживал свои усы. Ситуация была поистине в стиле Кафки[50].

– Не беспокойтесь, господин Вермаст. Через десять минут мы будем на месте.

«Боинг-737» авиакомпании «Эйр-Мальта» приземлился в полтретьего в аэропорту Лука. Самолет вырулил по неровной взлетно-посадочной полосе и остановился в ста пятидесяти метрах от современного здания аэропорта. Йос Броуэрс подождал, пока не выгрузятся жадные до солнца туристы. Переутомленная стюардесса попросила его поторопиться. Броуэрс проворчал в ответ. Это был не первый раз, когда он летел на самолете. Она не должна была грести всех пассажиров под одну гребенку.