Каро-Кари - Александр Чагай
Шрифт:
Интервал:
– Ну, двоюродным.
– Пожалуй, даже троюродным.
– Ладно, дай закончить.
Файаз остановился у загона, по которому бродили сытые овцы, и облокотился об изгородь.
– Потом… когда мне было очень трудно, я обратился к России за помощью. Я ведь ушел от Хекматиара, от муллы Омара, не якшался с «Аль-Каидой», почему было мне не помочь? Мне не требовалась благотворительность: я стоял во главе партии, у меня была боевая организация, подпольная сеть в Афганистане… Я считал, что вы заинтересованы в усилении своего влияния в нашей стране и вообще в регионе… Но мне отказали.
– Да, тебе отказали.
Посольство тогда отбило в центр депешу, в которой аргументировано приводились все «за» в пользу того, чтобы пойти навстречу этому полевому командиру. Приводились и «против», но «за» было гораздо больше. В результате посол (в тот момент им был человек, искренне болевший за дело и заботившийся о нем, а не о своей карьере) получил настоящий нагоняй. В ответной шифровке его упрекали в том, что он «идет на поводу у деятелей с сомнительной репутацией», которые запятнали себя «антироссийскими акциями». Что тут было говорить…
Ксану было досадно сознавать, что у Файаза имелись основания для обиды. Он, как говорится, со всей душой, а ему от ворот поворот. Россия объективно была заинтересована в росте своего регионального влияния, однако, помимо словесных деклараций и политической демагогии, ничего не делала для достижения этой цели. Когда приходило время смелых политических решений, кремлевские деятели поспешно уходили в кусты. А если такие решения требовали финансовых расходов, то эти деятели вообще бежали от них, как черт от ладана. В этом было отличие российской политики от американской. Американцы щедро тратили деньги ради создания своих опорных баз и поддержки агентов влияния в странах Азии, Африки и Латинской Америки. Российские бонзы предпочитали не давать, а получать. Им была присуща психология временщиков, не желавших опустошать свои кошельки ради каких-то афганцев или пакистанцев. Неровен час переменится погода в России-матушке, и как в 1991-м придется срочно покидать роскошные палаты и скитаться по белу свету. В преддверии такой перспективы разбрасываться рублями, а тем более долларами было просто глупо.
Ничего этого Ксан, конечно, не сказал. Впрочем, Файаз и не нуждался в комментариях.
– Вы мне отказали. А теперь ты говоришь, что я «должен». – Он подозвал щелчком пальцев слугу, который следовал за хозяином, толкая перед собой тележку-холодильник с напитками. Взяв стакан с водой, удовлетворенно причмокнул. – Кстати… – Он намеренно сделал паузу. – Ты не боялся ко мне ехать? Здесь федеральные законы не действуют.
Ксан это прекрасно помнил, это было записано даже в конституции. Формально в Зоне племен верховная власть принадлежала губернатору провинции Хайбер-Пахтунква, а фактически – вождям, старейшинам и просто богатым и влиятельным людям. Это был пакистанский Дикий Запад, пострашнее, чем в вестернах. То, что сюда ввели войска – в целях борьбы с террористами – немногим изменило ситуацию.
– Я приехал как друг.
Ксан кратко изложил суть своей просьбы. Амин внимательно выслушал и недовольно поморщился.
– Если бы я был невежлив, то мог бы сказать, что ты или нахал, или глупец. Слишком многого хочешь. С какой стати я должен тебе что-то рассказывать? Я не твой осведомитель и не твой партнер. Мы могли стать партнерами, тогда все было бы по-другому. Могли, но не стали. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должен информировать тебя о моем солдате и командире соседнего отряда. Как бы я к нему ни относился.
Ксан был готов к такой отповеди.
– Я готов назвать не одну, а две причины.
– Вот как? – Файаз недоверчиво улыбнулся.
– Первая – это здравый смысл. Твой солдат, как ты его назвал, хотя, по-моему, он уже бывший солдат, пришел к нам в посольство и передал письмо. В нем говорится, что Шабир Шах замышляет теракт в Пешаваре во время торжественного вечера, посвященного созданию Общества пакистано-российской дружбы. Какой должна быть наша нормальная и самая естественная реакция? Пойти к тебе и сообщить о случившемся. Это твой человек, и ты несешь за него ответственность. Это я тебя информирую, а не ты меня. Но при этом я вправе ждать от тебя каких-то разъяснений. Это здравый смысл или нет?
Файаз развел руками.
– Ты хороший полемист. Дальше. Вторая причина?
Ксан поднял с земли веточку и принялся ее изучать, словно это было нечто редкое и ценное.
– Вторая… Хочу тебе кое-что напомнить. Помнишь, еще до сентября 2001 года, когда талибы в Афганистане были в полной силе, они выкрали тебя из Пешавара, нелегально перевезли через границу и доставили в Кабул? Забыл?
Лицо Файаза потемнело, скулы обозначились под бронзовой кожей.
– Ты провел там пять дней…
– Замолчи, – резко сказал Файаз.
– Тебя тогда здорово покалечили.
– Все. – Файаз разозлился. – Собирайся и уходи.
– Нет, не все. Тебя выпустили…
– Меня выкупили. За сто тысяч долларов, которые собрали мои друзья и родственники.
– Верно. Но талибы согласились взять деньги только потому, что об этом их попросили мы. Я считал неправильным, что тебе отказали в помощи. И когда ты попал в беду, предложил нажать на талибов.
Глаза Файаза сузились. Он сосредоточенно размышлял.
– Ты лжешь. Как это вы, русские, могли на них нажать! Они вас ненавидели. От вашего заступничества могло быть только хуже.
– Не совсем так, – заметил Ксан. – Да, мы поддерживали Северный Альянс, а тот воевал с талибами. Но возможности у нас были. Изумруды и лазуриты, которые добывались северянами в Панджшере и Бадахшане, поступали на азиатские рынки через Исламский эмират Афганистан, то есть, через талибов. Война войной, а бизнес бизнесом, и мулла Омар получал свой процент. Скажи мы слово Ахмад Шах Масуду, он бы мигом нашел другие пути для транзита, и талибы лишились бы своей доли. А речь шла о миллионах, Файаз, о миллионах. И еще. Кто печатал талибам деньги? Россия, Амин-сааб, Санкт-Петербург. Печатали афгани и северянам, и талибам. Стоило нам перестать… Поэтому рычаги давления были, и я – запомни, Файаз, я – настоял на том, чтобы задействовать их для твоего спасения.
– Посольство пошло на это?
– Что посольство… Да, посол пошел мне навстречу. Но нужно было запрашивать Москву, ждать ответа, а за это время тебе бы вырвали ногти не только на правой руке. – Покраснев, Амин сжал в кулак короткие пальцы, на кончиках которых вместо ногтей остались розово-белые шрамы. – Мне разрешили встретиться с главой талибской дипмиссии. Я говорил с послом Заифом, и в тот же день о нашей беседе доложили мулле Омару. Через двадцать четыре часа тебя выпустили на свободу. Кстати, позже пришел ответ из центра. Он задним числом санкционировал наши действия. Такое у нас случается нечасто, но вот случилось. Тоже проявление здравого смысла. Сотрудничать с тобой не стали, но из беды выручили. Вот почему у меня есть основания обращаться к тебе с личной просьбой.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!