Русский клан - Виктор Косенков

Вязников улыбался по-доброму. Его лицо лучилось радушием. Даже глаза, бывшие секунду назад холодными и колкими.

«Фольксваген» плавно затормозил у главного входа в клинику. Мужчины покинули салон, а Вика поехала на парковочную стоянку.

— Я скоро, — кивнула она Саше.

Полянский и Вязников молча сопроводили юношу через фойе, заставленное живыми цветами. Поднялись на четвертый этаж. Тут пахло лекарствами, сновали люди в белых халатах. Вязников, возглавляя процессию, уверенно открыл дверь в кабинет, пропуская Михаила и Влада вперед.

В светлой комнате, где ничто не напоминало о медицине, сидел Игорь и что-то быстро набирал на компьютере. На звук открываемой двери он поднял голову и благожелательно поднял брови.

— Добрый день, — поздоровался Игорь, поднимаясь из-за стола. Он был одет в зеленую робу хирурга, маска сдвинута вниз, на столе валялась шапочка.

— Владимир, — обратился к Владу Саша, — это Игорь Юрьевич. Он будет руководить вашим обследованием.

— Мы тебя не отвлекаем? — поинтересовался Полянский у Морозова.

— Нет, все нормально. Все, что нужно было, я сделал, так что теперь я в вашем распоряжении. Значит, так, Владимир, сейчас вы снимете верхнюю одежду и передадите ее Михаилу. Он повесит ее в гардероб. А вы пойдете со мной.

— Когда все кончится, я отвезу вас домой, — добавил Вязников.

Парнишка снял пальто, натянул на ботинки специальные пакетики. Он делал все медленно, апатично.

— Что теперь?

— Теперь прошу вас. — Игорь распахнул вторую дверь кабинета. Обернувшись к Вязникову, пояснил: — Валера займется родителями.

Когда они вышли, Полянский поинтересовался:

— Что ты с ним сделал? Телеведущий больше напоминает снулую рыбку. А так брыкался…

— Ничего, — дернул плечами Вязников. — Подержал за кадык.

— Боже мой, — покачал головой Миша. — Как непедагогично…

— Зато дешево, надежно и практично!

— Ха, в логике тебе не откажешь. Ладно. Давай подождем.

Когда они устроились на стульях у стены, вошла Вика.

— Ну что? — спросила она. — Сдали?

— Естественно, — ответил Александр, принимая у нее полушубок.

— Тогда Валерке позвони…

— Валера, привет, это я. — Вязников уже говорил в трубку. — В общем, записывай. Савельев Иван Андреевич, тысяча девятьсот пятидесятого года рождения, и Савельева Анна Тимофеевна, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Оба живы, и оба уроженцы Питера. Находятся на учете в центральной больнице. Информации об участковом враче нет. Записал? Отлично. Жду.

— Как тебе перспективный родич? — спросил у Вики Полянский.

— Классический вариант обывателя. Ничего особенного: ни хорошего, ни плохого. Да ты сам видел. Квартира — как контора, ничего живого. Никаких хобби, фотографий. Не говоря уж о традициях. Никаких корней. Перекати-поле. Чему он может научить ребенка?

— Норма вещей, — согласился Михаил. — Живут, сами не знают для чего.

— Миша, — обратился к нему Вязников, — давай рассмотрим «черный» сценарий. При каких условиях Савельев может отобрать у нас ребенка?

Полянский удивленно поднял брови:

— Ребенка он может отобрать только в том случае, если докажет, что мать не в состоянии прокормить чадо либо своим поведением наносит ущерб воспитанию ребенка. Но это из области юношеских фантазий. Доказать отцовство не так просто. То есть сам генетический тест — штука элементарная, но очень дорогая. А он не произвел на меня впечатления богатого человека. Это ему объяснит любой юрист. Среди адвокатов очень мало идиотов. А уж доброхотов среди них нет совсем.

Вязников встал, подошел к окну. Выглянул.

— Знаете, — задумчиво сказал Саша, — там у него отличное место для снайпера.

— Где? — спросила Вика. — У кого?

— Там, где Влад живет. На крыше соседнего дома. Вся квартира как на ладони.

— Ой… — Полянский махнул рукой, но внутри него закралось сомнение. — Я тебя уверяю. До этого не дойдет.

Александр не ответил.

Когда в кабинет вернулся Игорь, все были до предела озабочены.

— Ну что? — усмехнулся он, глядя на их ожидающие физиономии. — Рано еще. Я вообще-то пришел сообщить, что некоторые анализы в силу своей специфичности будут готовы только через неделю. Пока могу только сказать, что ничего тяжелее похмельных головных болей я не нашел. Да и вообще вряд ли там будет что-то особенное. Генетический материал на редкость качественный.

— Остается просветить его родителей, — сказал Вязников.

— Кстати, сейчас, — Морозов взялся за телефон. — Валера, ну как у тебя? Уже? Легкая у тебя рука.

Некоторое время Морозов слушал.

— Спасибо, Валер, все тогда. Вечером увидимся. — Игорь повесил трубку. — Ну, надо сказать, что нам до странного везет. Все в порядке. Сердце в норме. Сахарного диабета нет. Даже аллергий нет. Никаких параличей и прочей дряни. У отца с возрастом возникли проблемы с сосудами, но он всю свою сознательную жизнь, по словам участкового, курил. У матери была операция — вырезали камни в почках. Неделю подождем результатов теста на генетику. И… все.

— Очень хорошо, — облегченно вздохнул Вязников.

Игорь широко улыбнулся.

— Теперь Катерину к Лиде. Тесты, осмотры. Все как положено.

Вязников кивнул.

— Ну вот и замечательно, — хлопнул по столу Морозов. — Теперь я удаляюсь, ваш пациент вернется минут через пятнадцать. Будете провожать?

— Да.

— Хорошо. А у меня дела.

Игорь махнул рукой и исчез за дверью.

— Знаешь, — тихо сказал Полянский, который все это время говорил по телефону. Вообще мобильный у адвоката звонил не переставая. — Мне тут приятель из Инкомбанка звякнул. Конечно, за эти данные его уволить могут в два счета, но дело не в этом. Наш клиент…

— Кто? — нахмурился Вязников.

— Ну, Влад этот, — разъяснил Миша, — живет в кредит. Квартира в кредит, машина тоже. Платит исправно. Но на ближайшие двадцать пять лет у него ни на что денег не будет. Квартира родителей под залогом. Он себе не то что ребенка позволить не может, даже филателия для него невозможное хобби. Его жизнь сейчас полностью в распоряжении банка. Ну, может быть, лет через пять, когда основная часть будет погашена, парень сможет позволить себе какое-нибудь безобидное увлечение. Типа коллекционирования пробок от бутылок с пивом. Жена и ребенок сейчас для него — это финансовая смерть. Так что он может дергаться сколько угодно, все это разговор в пользу бедных, не более того.