Мир Чаши. Дочь алхимика - Филипп Крамер

Побагровевший рыцарь вцепился в рукоять меча: подобное обращение не напрямую, а как бы говоря о ком-то, сказанное подобным тоном, было оскорблением сколь страшным, столь и тонким, но кое-какого этикета нобелёнок, видимо, понахвататься успел.

— Только ваш пол и ваша молодость спасают вас от немедленной позорной смерти! Если бы вы были мужчиной, я бы уже бросил перчатку вам в лицо!

По-змеиному улыбаясь — роль надо сыграть до конца, — Жозефина вытянула из-за пояса собственную перчатку и помахала ею в воздухе.

— Я вполне могу сделать это сама, и вам придется ответить.

— Нет! — провозгласил рыцарь. — С вами я драться ни в коем разе не буду. Выберите поединщика из своих людей!

— Парни, — она повернулась влево, вправо, ловя взгляды северян; Фердинанд сидел тихо, готовый мгновенно выставить Щит, если у рыцаря все же найдется какой-нибудь магический талисман, — кто хочет размяться? Только не до смерти — отвечай потом за него…

Размяться, а заодно научить нобелёнка уму-разуму (хоть какому-то!), желали все. Моментально кинув жребий на обычных монетах, под шутливый ропот: «У, и с госпожой спать ему, и драться за нее тоже ему!..» — Уиллас выехал вперед, заставляя коня красиво изгибать шею, и встал, чуть заслоняя госпожу.

— Итак, — кивнув своему бойцу, де Крисси вновь обратила ледяной серый взор на «расколотого рыцаря», — условия таковы: если мой человек побеждает, вы снимаете осаду и уходите, и более никогда ваша пята не тревожит земли Карна.

— Хм… — Все-таки не все мозги покинули череп его отца: рыцарь оценил противника хотя бы и тогда, когда тот уже показал готовность к бою. — Вы же туда направлялись, да? Сходите, и если вернетесь живыми из этого гнездилища поганого колдовства, то всенепременно исполним нашу договоренность. Сейчас же мы не готовы: мечи не точены, обедать не обедали… в общем, за проезд к замку — по серебряной монете с каждого. Деньги пойдут на укрепление моей армии и благое дело победы над заклинателями Корней!

Тут нервы Жозефины, которая легко прощала слабость, но не мелочность и лицемерие, не выдержали. Кратким напряжением воли она собрала всю палитру нобльских чувств и витающий над отрядом эмпатический фон — воинское презрение, ощущение не то что превосходства, а просто громадной разницы миров нормального человека и этого… хм… существа, свила в тугой клубок и, обратив в волну, накрыла ею «расколотого рыцаря». Любой достаточно опытный эмпат умеет не только ощущать чужие чувства, но и передавать свои собственные, и уж этого опыта, в отличие от магического, у девушки было в достатке.

Волна ударила в рыцаря, перемешивая его собственный фон в мутное нечто; его разум, и без того шаткий, поплыл в ней; незадачливый борец с родом заклинателей, удивительно метко окрещенных им «Корнеедами», как стоял, так и упал мягким местом в землю и, хихикая, принялся водить руками перед собой, что-то хватая.

— Серебряные дракончики, — бормотал он, — серебряные дракончики… ух, какие… — и снова заливался смехом.

Выбравшиеся из палаток и отвлекшиеся от костров воины — по большей части вчерашние селяне — круглыми глазами смотрели на происходящее.

— И не забудьте: вы обещали мне поединок! — с этими словами Жозефина дала своей кобыле шенкелей, и вся шестерка, на скаку растягиваясь в линию, перемахнула низенькое заграждение и, пролетев по мосту, остановилась перед воротами. Высеченная на них — или выращенная прямо из камня? — морда неведомой твари Корней раскрыла пасть и пророкотала глубоким, действительно каменным голосом:

— Назовитесь.

— Жозефина де Крисси с отрядом.

— Жозефина де Крисси с отрядом, — повторила морда, будто бы говоря вовнутрь себя, и снова обратилась к пришедшим: — Войдите, — и многопудовые каменные плиты, образующие створки ворот, медленно и беззвучно поехали в стороны; Жозефина тронула коня вперед, едва получившаяся щель стала достаточной для конника. Как только последний конь перенес заднее копыто на красноватые плиты двора, створки куда быстрее вернулись на свое место и, едва они сомкнулись, защелкали скрытые в их толще запорные механизмы. Последним гулким аккордом легли на скобы два поперечных засова толщиной с человека.

Во дворе их встречал невысокий и немолодой мужчина. На его камзоле была вышита та же морда, что встречала гостей на воротах. Он поклонился гостям:

— Коников пожалте вот сюда… — и провел спешившийся отряд из конюшни в небольшой каменный пристрой, по общему виду — кладовую. — Прошу оставить здесь ваше оружие, кроме ножей, и боевые талисманы. Закрыть можно личной печатью.

Пропустив сквозь колчаны, перевязи и дуги арбалетов и луков прочный шнур, Жозефина крепко стянула его и, залив узел сургучом, оттиснула в нем свою печать, а Фердинанд добавил какое-то охранное заклинание. «Не забыть бы спросить, как такое делается», — сделала пометку в уме Жозефина, и все тот же слуга повел их к внутренним воротам замка. Сохраняя достоинство и не выказывая невежливого любопытства, девушка все же успела рассмотреть немало: небольшой вроде бы двор вмещал в себя все необходимые хозяйственные постройки и при этом оставался удивительно просторным — и явно очень удобным в случае боя, будь тот за стенами или уже в их кольце. Разумное устройство, выверенность и надежность; оплот, выстроенный предками на века… Да, по сравнению с этим поместье де Крисси действительно выглядело по-сиротски. Зато теперь Жозефина знала, как должен выглядеть дом. Ее дом. Что бы ни говорили те, чья родословная могла поспорить с ее собственной, а возраст превосходил в разы — ее род не мертв. И род Орбо — тоже. Пока она жива — живы и они, и она не собирается умирать. Если только она не попадется в лапы Алой палаты или Круга магов — время у нее есть. В том числе и для того, чтобы выстроить родовое гнездо и продолжить род, и более никто не посмеет сказать, что ее рода нет. Да, по проклятию Первых они потеряли Небо, потеряли своих воздушных Зверей, и Дар новых поколений не шел ни в какое сравнение с Даром поколений древних, но род — это не только Сила. Род — это история, это бережно сохраненные и вновь обретенные знания, умения, секреты, это честь и долг, это Путь, это множество голосов в крови и крылатые тени предков, обступающие тебя и делающие непобедимым.

…Повинуясь жесту слуги, ворота раскрылись в просторный зал, из которого — прямо и по бокам — уходили наверх три широкие лестницы. Он повел их по левой, плавно изгибающейся вокруг поддерживающей потолок могучей колонны, затем по галерее и остановился около красноватой, в цвет замковых стен, двери.

— Здесь комнаты, в которых вы сможете умыться с дороги и переодеться, а после будет подан ужин. Госпожа свято чтит старые заветы. Гостей мы не ждали, но комнаты готовы, пожалте — одна для женщин, одна для ученых, и одна для воинов.

Кивнув слуге, Жозефина подозвала Каталин:

— Кем тебя считать будем?

— Без разницы, — пожала та плечами. — Хотите, могу с вами пойти, вдруг чем помочь надо будет.

По здравом размышлении, вспомнив, что у платья — не идти же к графине в дорожной одежде, пусть даже друидской! — есть корсаж на шнуровке, девушка не стала отказываться и прошла в указанную слугой дверь вместе с северянкой. Уже за порогом она поняла, что попросту слишком привыкла постоянно быть с кем-то и одиночество в походе ее обескураживало — впрочем, ни капли не пугая. Может, она просто слишком долго была одинокой?..