От самого темного сердца - Виктория Селман

не выхожу на улицу ночью без сопровождения. Если мы встречаемся с друзьями, то после обязательно звоним друг другу сообщить, что добрались домой благополучно. Все так делают.

Местные жители встревожены, улицы патрулируют усиленные наряды полиции. И ничего не помогает. Появляются все новые жертвы.

В одной из передовиц газеты «Пост» автор спрашивал: «Что, если это не он, а она? Не потому ли убийце удается улизнуть? Может, все мы ищем не того? А она проворачивает ловкий трюк с исчезновением».

Идею подхватили другие газеты. В «Трибьюн» напечатали интервью с профессором Уилсоном, который выступал по телевидению в марте, вскоре после задержания Деса:

«Я убежден, что нападавший – мужчина. Серийные убийцы-женщины убивают ради собственной выгоды, как правило, из-за денег. И, безусловно, элементы сексуального насилия в совершенных преступлениях не вписываются в женскую психологическую модель».

Вдаваться в подробности «сексуальных элементов» профессор напрочь отказался. Полиции также удалось сохранить детали преступлений в секрете, кроме просочившейся в прессу информации о следах босых ног.

Еще высказывалась версия, что убийца – трансвестит. Или, как написали в одной газетенке, переодевается в женскую одежду, чтобы сбить с толку следствие.

Обсуждалось также, стал бы преступник называть жертвам свое настоящее имя, или же он использует псевдоним. Вездесущий профессор Уилсон объяснял ведущей, что для таких психопатов, как Тень, характерна любовь к играм, а также чувство превосходства и вседозволенности.

«Весьма вероятно, что, называя жертвам свое настоящее имя, он испытывает возбуждение, – размышлял вслух профессор. – То же чувство возникает от того, что его лицо – последнее, что они увидят перед смертью».

Прочим теориям, в особенности историям с переодеванием в женщину, недоставало правдоподобия. Вряд ли в них кто-то верил. Нам просто хотелось получить ответы, мы жаждали узнать правду. Нужно было увидеть смысл в происходящем безумии. Хоть как-то упорядочить хаос.

Мама хотела того же.

Она только что договорила с Мэтти и положила трубку. Я его не слышала, но мама отвечала односложно и выдерживала долгие паузы.

– Говорит, что на этой неделе возвращается в Лондон, – сообщила мама, и голос у нее звучал совсем не так, как в прошлый раз, когда мы ждали его возвращения из Ирландии. Тогда, получив от Мэтти сообщение, что он вернулся, мама велела мне одеваться, и мы тут же пошли его навестить. В тот день она говорила с воодушевлением, глаза ее горели; сейчас же они были пусты, как голые камни.

– Ты расстроена, – заметила я.

Мама промолчала. Из приемника донеслось:

«Полиция повторно допрашивает Грейс Кинан, двенадцатилетнюю сестру погибшей Нив…»

Я вернулась в комнату и села за уроки. На день рождения я получила от мамы письменный стол, и мне больше не приходилось заниматься на кухне. Я разложила книги и поставила в магнитофон кассету «Лаки стар».

– Как можно учиться под такой шум? – спросила мама из коридора.

– Мадонна – точно не шум, – возразила я, однако музыку выключила.

На следующий день была назначена контрольная по физике, и я хотела получить отлично. Меня устраивали только высшие баллы.

Через десять минут я вышла в туалет. Мама готовила ужин и по громкой связи говорила по телефону.

– Линда, я сама не своя. Он говорит, что возвращается в Лондон, а я даже не знаю, хочу ли его видеть.

– Не знаю, что добавить, Эми.

– Нужно позвонить в полицию. Я не вижу другого выхода.

Под грузом услышанного я упала на колени. Хотелось вбежать на кухню и напомнить ей о данном обещании. С другой стороны, надо было знать, с чем имеешь дело, и прежде дослушать до конца.

Линда заговорила, и я мысленно ее благословила.

– А что, если это не он?

– Что, если это он, а я бездействую?

Пауза. Вздох. И уже мягче:

– Что тебе подсказывает интуиция?

– Не знаю. – Мамин голос ломается, как стекло.

– Тогда я знаю. Прежде чем что-то предпринимать, дождись показаний свидетельницы.

– Но…

– Все будет хорошо, Эми. Доверься мне.

Так всегда говорил Мэтти.

Глава 47

Вскоре после его приезда мы втроем встретились в кафе «Ферко» в Хэмпстеде.

– Старейшая лондонская кофейня, – сообщил Мэтти, как заправский экскурсовод. – Настоящий символ города. Когда-то кофе здесь подавали в серебряных чашечках. Сейчас так не делают, зато выбор десертов… Печенье с марципаном убийственно вкусно.

При слове «убийственно» маму передернуло.

Обстановка в «Ферко» напоминала кафе по ту сторону «железного занавеса». Стены из темного дерева. Бархатная обивка кресел. Мраморные столешницы.

– Любимое место эмигрантов, – сказал Мэтти.

Еще бы!

Он жестом позвал нас к столику у окна и распростер руки. Мама неохотно позволила себя обнять.

– Все хорошо, Эми?

Она отвела взгляд:

– Может, заболеваю…

– Коварное время года, – подтвердил Мэтти. – Столько всего происходит…

Мама откашлялась, села, одернув юбку, и принялась угрюмо трогать приборы, поправлять салфетку.

Я крепко обняла Мэтти за нас обеих.

– Усы отрастил?

Он покрутил кончики:

– Как тебе?

Я помедлила с ответом:

– Сам на себя не похож.

– Не для того я их отрастил, чтобы выглядеть как раньше.

Весь обед он беспрестанно их поглаживал.

– Усы на месте, – шутила я.

Через неделю Мэтти сбрил их и начал отращивать бороду.

«Новый облик».

В тот день он выглядел счастливым, смеялся и шутил. Только лицо было бледным, а под глазами залегли темные круги. Несмотря на все его старания развеселить маму, настроение у нее было хуже, чем подмоченная репутация, как говаривала бабушка.

Официантка подкатила к столику тележку. Колеса подпрыгивали на ворсистом красном ковре, расставленные на подносе тарелки подрагивали и звенели. Она поправила на голове белый колпак и звучно осведомилась: «Торт?»

Мэтти, сияя, потирал руки.

– Чудесно! Я такой голодный!

– Ты вечно голоден, – сказала мама резко.

Я напряглась, почувствовала, что она вот-вот все испортит, несмотря на все мои уговоры. Она не давала ему ни единого шанса.

– Как поживает твоя мама? – спросила я, заполняя неловкое молчание, которое она намеренно, по-моему, спровоцировала.

– Отлично. Рада была меня видеть. Каждый день пичкала вкусностями. Я, наверное, растолстел… Что скажешь, Эми?

Мама чуть заметно пожала плечами, как будто большего он не заслуживал.

– Ей лучше? – снова спросила я, испытывая неловкость.

– Что значит лучше, тыковка?

– Ты говорил, что она болеет.

Он на мгновение замялся:

– Да, немного приболела. Сейчас все в порядке.

– Рада это слышать, – холодно сказала мама.

Мэтти хмыкнул:

– А уж она-то как рада…

– Можно, мы тоже когда-нибудь поедем с тобой в Грейстоун? – попросила я.

– Не боишься?

– Чего ей бояться? – Голос у мамы был холодным, как лед.

– Ты же знаешь, что произошло. Я сам там был. Искал ее.

Она сверкнула глазами:

– Искал?

– Девочка пропала, мы ее разыскивали. –