От самого темного сердца - Виктория Селман

еда на вкус была как картон.

Мама как раз говорила мне о том, как я красива такой, какая есть, когда рядом с нами возникла старушка.

– Амелия-Роуз? – Она замигала.

Соседка Мэтти, та самая «Суп-с-мацой». Из сетчатой сумки торчали банки с консервированным хреном и маринованными огурцами «Миссис Элсвуд».

Мама одарила ее вежливой улыбкой и осведомилась, как ее дела. Старушка вытянула шею и, понизив голос, сообщила:

– Вчера ко мне приходили…

– Кто?

– Полицейские, – гордо ответила миссис Коэн. – Поздно, ближе к восьми вечера. Я уже успела переодеться в ночную рубашку.

– Что они хотели? – спросила я, сложив на груди трясущиеся руки.

– Искали Мэтти.

Мне как будто вспороли живот. Вот-вот вывернет. Не знаю, что почувствовала мама, только лицо у нее стало белым как мел.

– Что спрашивали?

Миссис Коэн поставила авоську на землю, развела ладони, будто взвешивала фрукты.

– Странно все это.

– Что именно? – В мамином голосе промелькнуло нетерпение и что-то еще. Кажется, паника.

– Выясняли, видела ли я, что он приходил поздно в ночи убийств. – Она закрыла глаза и покачала головой. – Ну и дела…

Мама так сжала ручку сумочки, что побелели костяшки. На виске запульсировала жилка.

– Не думают же они…

– Мэтти? Такой мужчина? Конечно, нет. Сказали, что так положено. Проверяли всех одиноких мужчин в Кэмдене. «Протокол» у них такой.

Мама прочистила горло, прежде чем заговорить:

– И вы смогли…

Старушка смотрела на нее в замешательстве. Поправила очки, словно это помогало лучше слышать.

– Смогла что, дорогая?

– Подтвердить, где и когда он был, – пояснила я. Мое сердце заходилось.

Миссис Коэн похлопала меня по руке. Ладонь у нее была теплая, ногти покрыты коралловым лаком. На пальцах старомодные кольца «Ярдли Лавендер».

Забавно, как работает память… Я прекрасно помню, как она выглядела, как было душно от горячих батарей, как пахло жженой пылью. И совсем не припоминаю, что же я сказала дальше, от чего стал гореть желудок и к горлу подступила тошнота.

– Я не смогла ответить. В моем возрасте… – Она задумалась. – Я сказала им, какой Мэтти чудесный человек. Вежливый, услужливый, дай Бог ему здоровья. Работает так много, сколько времени проводит в кризисном центре… Надеюсь, начальство его ценит.

– Вы сказали об этом полиции? – уточнила мама.

– О чем?

– Что он работает допоздна.

– Нет, дорогая, не говорила. Думаешь, стоило?

– Нет, не думаю.

Прозвучало это неуверенно.

– Ты поверила? – спросила я у мамы, когда мы сели в «Вольво» и тронулись в сторону дома. Сердце мое бешено колотилось.

– Чему?

– Что полиция приходила к ней просто так?

Она тяжело вздохнула:

– Честно, я уже не знаю, чему верить.

Все оставшееся время мы молчали. Я смотрела в окно, мама – на дорогу.

Тем вечером курьер привез охапку цветов. Двадцать четыре розы с длинными стеблями и открытка с медвежонком, обнимающим красное сердечко. На обороте почерком Мэтти: «Ты – смысл моей жизни. М.».

Не разворачивая упаковки, мама оставила цветы на кухонном столе.

К утру розы завяли.

Глава 50

Мой мир рухнул через три дня после того, как увяли цветы. Мне дали грамоту за успехи в английском, а Джоуи Питерсон похвалил мои кроссовки. День обещал быть замечательным.

Я вышла из школы после нетбольной[32] тренировки, раскрасневшаяся; собранные в хвост волосы растрепались. Мама ждала у ворот.

Со мной было несколько девочек, также получивших свою дозу адреналина и эндорфинов. Мы возбужденно болтали и придумывали друг другу глупые прозвища.

– Лиза Джексон, тебя можно звать КМШ.

«Красивая молодая штучка», как в свежем хите Майкла Джексона.

– А Рейч будет Крекером.

– Крекером?

– Рейчел Джейкобс, «Крекеры Джейкобс». Ясно?

– Я не…

– Или хочешь быть сырным печеньем? Поддержи, Софи!

– Как ты меня на площадке?

– Ха-ха…

– Тебя, наверное, отберут в команду, Софи, – вмешалась Лиза. – Ты сегодня зажигала.

Я вспыхнула от удовольствия:

– Ты так думаешь?

– Да. У тебя все классно получается, как раньше.

Стараясь сохранять невозмутимый вид, я отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Я действительно вернулась в форму. Гора упала с плеч, а до этого, с тех самых пор как опубликовали фоторобот, меня словно придавили бетонной плитой. Я пропускала простые передачи, роняла мяч. Сегодня обошлось без ошибок, и я дважды заработала нам очки.

Прошло уже три дня с тех пор, как мы столкнулись с миссис «Суп-с-мацой», а к нам никто не приходил, не стучал в дверь и вопросов не задавал. Даже мама расслабилась. Полиция, очевидно, исключила Мэтти из списка подозреваемых. Беспокоиться было не о чем. Ирландия, показания свидетелей и даже эпизод с кофтой ничего не значили.

– О чем я только думала, – сказала мама. – Какая глупость.

– Я же говорила.

– Если честно, ты ни капли не сомневалась?

– Нет, – солгала я.

Мы с подружками выбежали из дверей школы.

– Софи, это твоя мама? Там, у ворот…

* * *

Она меня увидела и помахала. На ней был костюм, в котором она ходила на работу, и оранжевый дождевик.

– Увидимся, – промямлила я на прощание и зашагала к маме. Руки в карманах, лицо горит.

Остальные неторопливо побрели прочь. Они шагали так близко друг к другу, что руки соприкасались, головы покачивались в такт, и было не разобрать, где чьи волосы.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела я.

– Проезжала мимо и решила тебя подбросить.

– Проезжала мимо? Почему ты не на работе?

Она заерзала, убрала прядь волос за ухо:

– Ушла пораньше.

Я подумала о пустых бутылках в мусорном ведре.

– Господи, тебя уволили?

– Нет, конечно. Пойдем. Я окоченела, пока тебя ждала.

– Тебя никто не просил, – пробормотала я.

Подружки ушли уже далеко, но все еще слышно было, как они смеются. Я не сомневалась, что смеются над нами. Мы молча подошли к машине. Веселая компания скрылась из виду, и пока мы садились, я остыла и уже не злилась на маму. День был слишком хорош, чтобы провести его в плохом настроении.

– Я два раза забросила, – похвасталась я. – Наверное, меня возьмут в команду.

– Замечательно, дорогая.

– Мне вручили грамоту за английский, за эссе о предательстве в шекспировском «Цезаре».

– Чудесно.

– Миссис Квиналт говорит, что я очень наблюдательная.

– Просто фантастика.

Как с роботом разговариваешь.

Она припарковала машину у дома, выключила двигатель, а отстегиваться не спешила.

На меня вновь упала тяжелая плита.

– Что случилось? – спросила я, хотя уже обо всем догадалась по ее взгляду.

Казалось, ей сложно держать равновесие, сосредоточиться. (После суда над Мэтти она смотрела так всегда. Хотя, возможно, все из-за таблеток.)

Мама глубоко вздохнула и повернулась ко мне. Время замерло. Вот она открыла рот, шевелит губами. Я услышала, как кто-то ахнул. Поняла, что