Космическая одиссея капитана Джонса - Лия Salvatore

планеты составляет 5,9*1024 кг. Атмосферное давление 220-250 кило Паскалей. Температура колеблетсямот -115-150 днем, и до -210-250 градусов по Цельсию ночью. Сидерический период обращения 534 дня. Продолжительность суток 17 часов 23 минуты. Две трети поверхности составляет каменистая почва. Еще одна треть представляет собой глубокие разломы, исследование которых не увенчалось успехом. Состав почвы – данных нет. Состав атмосферы – данных нет. Внутреннее строение планеты – данных нет. Атмосферные явления – данных нет. Наличие органической ткани – данных нет…»

Чертова планета. Чертов Тич.

Я зло пнул не успевшую раскрыться передо мной дверь.

- Капитан, - раздался в голове несколько недовольный, как мне показалось, голос «Приговора». – Я занят сверхускорением, остальные системы корабля могут работать со сбоями.

- Открой мне эти чертовы двери, - проворчал я.

Раздалось тихое шипение, тормозя и дергаясь, створки разъехались, и я очутился в ангаре. Сам не знаю, как попал на нижний ярус корабля. Здесь стояло несколько планетоходов и парочка планетных крейсеров, накрытых плотным брезентом. Помещение было большим и темным, его углы терялись где-то в темноте. Я пошел вдоль темного коридора, мои шаги гулко отдавались в темноте. В ангаре я нашел ту блаженную тишину и темноту, которую так искал. Я умел уединяться на своем корабле так, чтобы меня не нашли. Исчезать подальше от глаз своей команды.

Я шел до самого конца, пока не уперся в стену, заставленную ящиками с оружием. Я смутно припоминал, что это старинные взрывающиеся бомбы, длинные, с фитильками. Кажется, их называли «динамит», но точно я уверен не был. Сейчас люди уже давно отказались от подобных несущих разрушения штуковин. Зачем взрывать что-то, оставляя после себя мусор? В нашей галактике и так тесно, зачем еще захламлять ее не нужным мусором? Если от чего-то нужно избавиться, это что-то нужно подвергнуть воздействию вакуумной бомбы. Название то же, да, но принцип совсем другой. Миниатюрные черные дыры, порожденные такой бомбой, всасывали в себя все, что находилось рядом. Когда Хорейхон Харс придумал эту штуку, Туманность Альбиона взорвалась спорами. Половина орала, что это огромный прорыв в науке, другая половина, что бомбы эти нужно запретить. Еще одни философски размышляли о том, куда, дескать, вываливаются все поглощенные бомбой вещи. Я относился к той части, что признавала вклад Хорейхона в науку, но сам такой штукой никогда не пользовался, хотя соблазн собрать вакуумную бомбу огромного размера и запустить ее в Титанию, был очень велик. У меня даже были наброски чертежа такой бомбы, на тот случай, если я все же когда-нибудь совсем рехнусь и решусь сделать это.

Я отошел подальше от ящиков с сомнительным содержимым, поставив в уме галочку избавиться от них, и сел на гусеницу одного из планетоходов. Не знаю, сколько я так просидел, но настала пора возвращаться. Шестое чувство подсказало мне, что мы скоро будем у Нифельхейма. Я направился к выходу из ангара, и когда уже был у самых дверей, «Приговор» заговорил:

- Капитан, у Нифельхейма мы будем через 30 минут.

- Отлично, - довольно произнес я. – Что на радарах?

- Маленький крейсер типа Z только что вошел в верхние слои атмосферы планеты.

- Видеосвязь, - резко выдохнул я. – Быстро.

- Помехи препятствуют стабильному соединению, капитан.

- Пытайся, - упрямо повторил я. – Пока не получится.

Я спешно направился в навигационную рубку, попутно перестраивая корабль так, чтобы сократить свой путь до нее.

В рубке были все: Кай, Джон, Алекс, Ром. И Эмма.

Первые четверо о чем-то яростно спорили. Эмма тихо сидела в кресле, опустив голову. Когда я вошел, все резко замолчали и уставились на меня.

- «Приговор», дай мне полный обзор.

Защитные панели, закрывавшие большую часть купольно-прозрачной навигационной рубки, начали подниматься, обнажая под ногами и вокруг прозрачную бездну.

- Мать твою, - поежился Джон. – Без этого никак?

Я проигнорировал его реплику, хотя и сам не очень любил этот панорамный режим. Нифельхейм заполнил собой всю рубку. Куда ни поверни голову – всюду серо-стальная поверхность, испещренная глубокими впадинами и кратерами, на дне которых что-то полыхало. Эти дыры доходили до самой мантии? В некоторых местах дикими спиралями закручивались атмосферные вихри.

- Капитан, я выхожу на орбиту Нифельхейма. Мне удалось поймать сигнал крейсера типа Z.

- Связь. Живо, - я сжал руки в кулаки так, что костяшки побелели, а на ладонях остались отметины от ногтей.

На главном мониторе рубки появились помехи, что-то зашипело, задергалось, цвета смешались, на секунду высветив белое, как мел, изуродованное лицо Деметры, затем оно распалось, превратившись в кучу пляшущих цветных точек, но зато прорвался звук.

- Киллиан! … страшно! Мы приближаемся к… - дикое шипение, отдельные звуки и слоги. – Гравитация … не выберемся, - в ее «не выберемся» я уловил такое отчаяние, что мне самому сделалось страшно.

- Установи координаты крейсера, - я сел в капитанское кресло и вывел обширную панель управления кораблем.

Что-то защелкало.

- Установить координаты крейсера невозможно. Слишком сильные помехи.

- Тогда быстрее туда, черт возьми. Мы его увидим.

Если бы мы находились на борту не «Приговора» а какой-нибудь посудины «Эль Дьябло», нас бы дико тряхнуло при входе в верхние слои атмосферы.

- Капитан, удалось расшифровать сообщение. Гравитация на планете очень высокая, крейсер не рассчитан на преодоление таких нагрузок, его затягивает в ущелье.

Серая дымка рассеялась, и мы увидели поверхность планеты. С ней что-то было не так, но что именно, я понять не мог. Она была сплошь испещрена дырами разных форм и размеров. И отверстия эти были подернуты прозрачной пленкой, будто на ее поверхности был растянут мыльный пузырь.

- Выпустить зонд. Пусть ищет их, - я крутил головой во все стороны, но крейсер не видел.

От «Приговора» отделился маленький юркий летающий робот и резво понесся вперед, заглядывая во все впадины, кратеры, и по возможности ныряя туда.

- Киллиан! – голос Деметры раздался неожиданно четко, и на экране возникло ее лицо в HD качестве. – Держись подальше от кратеров, они режут пространство.

О чем она, я понял только тогда, когда зонд проткнул одну такую пленку. Его затянуло внутрь, и я на миг увидел внутренность кратера, пульсирующего, словно чье-то сердце. Затем камера вышла из строя, а зонд исчез, но тут же появился в нескольких метрах от нас, вынырнув из совсем другого мыльного пузыря,