Серебряный капкан для черного ангела - Марина Владимировна Болдова

разговора с ним я у доктора выпросил, поеду к одиннадцати в больницу. Все, я пошел. Спустишься?

– Иди, догоню. – Берта бросила взгляд в зеркало гардероба и покраснела: на нее смотрела всклокоченная девица-подросток с безумно сверкающим от самодовольства взором.

Глава 22

До краевого центра Никита добрался быстро, но по дороге решил, что пойдет к Куренному утром. Он нашел гостиничку попроще, где наличкой оплатил номер, поужинал шавермой, прихваченной из придорожного кафе, и завалился спать. Утром, ровно в восемь, он звонил в домофон особняка Куренного. Сверток, добытый в тайнике, он надежно спрятал под полой кожаной куртки, чтобы отдать его лично в руки заказчику.

Куренной вышел к нему в шелковом халате. Хилая грудь, густо покрытая черными волосами, была влажной. Шлепая босыми ногами по паркету, он на ходу вытирал полотенцем голову.

– Ну? Принес? – Он кивнул на кресло, приглашая сесть.

Никита молча отдал сверток, но остался стоять.

Куренной тут же набрал номер, выдохнул в трубку одно слово «перечисляй» и замер.

Никита спокойно смотрел на Куренного, у того аж руки тряслись, так хотелось быстрее распотрошить сверток. Но было ясно, что при свидетеле он этого делать не станет. Куренной то мял сверток, то прижимал к груди, то поглаживал ладонью по прозрачной пленке, которой сверток был обмотан. Его охранник, щуплый кореец с русским именем Иван, стоял в некотором отдалении, расставив ноги на ширину плеч и скрестив руки на солнечном сплетении. Но Никита знал, что расстояние до него тот преодолеет, если что, одним прыжком. И одним еле уловимым движением свернет шею. Иван (или как его там по-корейски?) был уродлив лицом, но хорош телом. Черная майка туго обтягивала бугристую грудь, тонкой талии могла бы позавидовать любая женщина, трикотажные брюки сидели на бедрах идеально, ну, может быть, только стройные ноги корейца были коротковаты. Впрочем, на свои природные данные Никита пожаловаться тоже не мог.

Он стоял как вкопанный, стараясь не смотреть в сторону корейца, и ждал, когда придет сообщение, что остаток гонорара поступил на счет. Не то чтобы он не доверял Куренному, но эта сделка настораживала своими косяками: Куренной всегда старался ставить задачу конкретно и никогда не давал в помощь своих людей. А тут вдруг подсунул Ксюшу, якобы потому, что она хорошо знает жителей поселка и в том числе Аглаю Лапину. Она же должна была собрать информацию о владельцах дома, где ему предстояло перекантоваться. Ксюха же только скинула ему на телефон план участка и заверила, что хозяин не живет в доме больше тридцати лет. Возможно, умер уже, потому что ни разу его здесь не видели. А оказалось, что владелец жив-здоров, да еще и мент. И еще одно. Точный срок для исполнения заказа Куренным выставлен не был; по сути, Никите впервые дали полный карт-бланш. Когда и какими средствами – неважно, лишь бы нашел и принес этот сверток. Он нашел и принес. А теперь жалеет, что не размотал и не заглянул, что же там есть. Еще и снимочек нужно было бы сделать, так, на всякий случай подстраховаться. Потому что этот заказ ему ох как не по душе. Скорее бы уехать…

– Никитушка, золотой мой, сколько лет мы с твоим папой работали, а все не доверяешь? – хитро прищурился Куренной.

– Так папа и учил осторожности, Семен Аркадьевич. О! Все в порядке, – Никита посмотрел на экран телефона. – Вот теперь ухожу. Только хочу предупредить, что беру отпуск года на два. Мы же с вами в расчете, да?

– Конечно-конечно. Или, может, на скидочки могу рассчитывать, а? В будущем, когда вернешься?

– Это только в том случае, когда заказ будет… внятным. И помощники не станут ошибаться, – не удержался Никита, вновь вспомнив мента, которого недавно пришлось так грубо нейтрализовать.

– Что ты имеешь в виду? – вроде бы искренне удивился Куренной.

– Ксюша ваша ошиблась: у дома есть хозяин. Пришлось убрать… на время. Передайте ей, так дела не делаются.

– Ты знаешь, кто он? – осторожно задал вопрос Куренной, а Никита напрягся. Выходит, о том, что у дома есть реальный владелец, известно и этому барыге. А Ксюха уверяла, что там заброшка…

– Мент какой-то. Майор. А вы его знали?

– Ты его что, на тот свет спровадил?! – уже натурально испугался Куренной, переглянувшись с корейцем.

– Я так не работаю, вы же в курсе, Семен Аркадьевич, – как можно мягче произнес Никита. – Жив он, конечно, из строя я его вывел на какое-то время.

…Первый раз он ударил человека от отчаяния. Он вернулся из армии, пришлось сразу же уйти в профессию – отец сломал ногу, а поездка предстояла в глухой таежный поселок. Там, в избе на окраине, доживал свой век старовер, владевший литым оловянным складнем семнадцатого века. Сведения были неточными, со слов охотника, однажды ночевавшего в поселке. Но заказ на такую икону «висел» у отца давно. Никита отправился в тайгу вместо него. Он только оттолкнул старика, когда тот попытался отобрать у него складень, а тот упал и затих. Никита упаковал икону, обыскал дом, прихватил еще несколько менее ценных иконок, два литых же креста. Убедился, что старик дышит, встал на лыжи и спокойно скрылся…

– Мне пора, – коротко сообщил Никита, развернулся и вышел. Спиной он чувствовал, что за ним бесшумно двигается Иван, и это ему очень не нравилось. Обычно его до ворот не провожали. Он резко остановился и оглянулся.

– Вперед иди, косоглазый. И чтобы я твои руки видел, – приказал он, доставая из внутреннего кармана травмат.

Кореец молча подчинился и открыл перед ним ворота. «Вот образина», – поморщился Никита, садясь на байк и бросая короткий взгляд на расплывшегося в улыбке Ивана. Взгляд охранника при этом оставался холодным.

* * *

Федор, не открывая глаз, попробовал пошевелить ногами. И с облегчением вздохнул, поняв, что все с его телом в порядке. Он хорошо помнил все, что произошло, вплоть до того момента, как отрубился. А главное – он помнил глаза напавшего на него парня. И голос. Уже только по голосу возможно его опознать, слух у Федора музыкальный, как утверждала тетушка – абсолютный. «Ты мог бы стать хорошим скрипачом, Федор, жаль, родители не отвели тебя в детстве в музыкальную школу», – сокрушалась она. И добавляла, отправляя его учиться на юриста: «Хотя скрипка навряд ли тебя прокормит, а адвокатская практика – наверняка». Он не хотел адвокатом, он хотел искать преступников, строить версии, сопоставлять улики. Он с самого начала учебы решил стать следователем.

Федор скосил взгляд влево: соседняя койка пустовала, к его